Максим Горький - Круг. Альманах артели писателей, книга 6
- Название:Круг. Альманах артели писателей, книга 6
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Артель писателей Круг
- Год:1927
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Максим Горький - Круг. Альманах артели писателей, книга 6 краткое содержание
СТАТЬИ: М. Горького, А. Вороненого.
ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОТДЕЛ: Письма Некрасова к Л. Толстому.
Круг. Альманах артели писателей, книга 6 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
1856 г. 22 августа. (3 сентября). Вена.
Вѣна, 3 Сентября. 1856.
Любезный Лев Николаевичъ, Несказанно был я доволен и тронут, получивъ ваше послѣднее письмо, наканунѣ отъѣзда моего из Петербурга. Отвѣтить оттуда не успѣлъ, но оно со мной и здѣсь еще раз я его перечелъ и съ любовью думалъ о васъ. Пожалуйста не смѣшивайте во мнѣ офиціальнаго человѣка — да еще бѣднаго, да еще неумѣющаго выдерживать роли — съ мной самимъ, — тогда может быть Вы меня точно полюбите, впрочемъ для этого вамъ еще нужно меня покороче узнать. Но покуда въ одномъ не сомневаюсь, что недругами мы быть не можем и не будемъ. Что до меня, то ничто случившееся со времени нашего знакомства съ Вами не убавило во мнѣ симпатіи къ той сильной и правдивой личности, которую я угадывалъ по вашимъ произведеніямъ, еще не зная Васъ. На мои глаза въ васъ происходит та душевная ломка, которую въ свою очередь пережилъ всякій сильный человѣкъ и вы отличаетесь только — къ выгодѣ или не выгодѣ — отсутствіемъ скрытности и пугливости. Признаюсь, я лично люблю такіе характеры и для меня самого дикая крайность, самое безобразное упорство (въ данную минуту) лучше апатическаго: какъ угодно, или трусливаго: самъ не знаю. Но довольно объ этомъ. Я не шутилъ и не лгалъ, когда говорилъ когда-то, что люблю васъ, — а второе: я люблю еще въ васъ великую надежду русской литературы, для которой Вы уже много сдѣлали и для которой еще болѣе сдѣлаете, когда поймете, что въ нашемъ отечествѣ роль писателя — есть прежде всего роль учителя, и по возможности заступника за безгласных и приниженныхъ.
О себѣ покуда еще ничего не могу Вамъ сказать. Не успѣлъ оглядѣться, но теперь же скажу, что хорошо выскочить изъ своего муравейника и вдруг очутиться среди людей, которымъ до нас ровно никакого дѣла нѣтъ. Вѣна удивительно красива, великолѣпна и чиста. Адресуйте мнѣ въ Венецію poste restant впредь до моего увѣдомленія. Въ Венеціи я буду проѣздомъ, оттуда в Рим и в Неаполь, a гдѣ зимую, самъ еще не знаю. Напишу. Будьте здоровы. Пишите мнѣ. Не забывайте Современника.
Весь Ваш Н. Некрасов.Ответ на не дошедшее до нас письмо Толстого.
1857 г. 26 февраля (10 марта). Рим.
10 Марта 1857. Римъ.
Исполняю мое обѣщаніе, извѣщаю васъ, любезный Левъ Николаевичъ, что я 15 Марта ѣду въ Неаполь; дальнѣйшій мой планъ такой: въ Неаполѣ я проживу до 7 или 8 Апрѣля и къ Пасхѣ (10 Апр.) ворочусь в Римъ, гдѣ пробуду съ недѣлю, и потомъ берегомъ черезъ Флоренцію, Геную и пр. поѣду въ Парижъ; из Парижа поѣду въ Спа брать желѣзныя ванны, а оттуда въ Россію. Как вы поживаете и что думаете дѣлать? Из Россіи я получилъ извѣстіе, что Боткинъ, Григоровичъ и Дружининъ въ началѣ Апрѣля выѣзжаютъ за границу, но куда именно, не сказано. Теперь я очень жалѣю, что не остался нѣсколько дней в Парижѣ и мало пробылъ съ Вами. Но что дѣлать? Физическое мое состояніе таково, что всякое душевное безпокойство дѣлаетъ меня никуда негоднымъ я просто теряю самообладаніе. Съ молоду я боялся смерти, теперь боюсь жизни. Гадко! Разъяснилъ бы вамъ это, да противно останавливаться на этомъ. Я здѣсь нѣсколько дней провелъ недурно въ поѣздках по окрестностямъ. Погода стояла удивительная. Природа — спасибо ей — дѣйствуетъ еще на меня благодѣтельно — и тѣломъ я бодрѣе и на душѣ легче, возвращаешься домой успокоенный и кротко-пристыженный, как будто любящій человѣкъ деликатно намекаетъ тебѣ, какая ты мелкодушная тварь. Если вздумаете, напишите мнѣ въ Неаполь poste restante. Поклонитесь Тургеневу, которому не пишу: думаю, что он уѣхалъ въ Дижон.
Душевно вас любящій
Некрасов.P. S. Я былъ у Дьякова, не засталъ дома, оставилъ ему ваше письмо и мою карточку. Дальнѣйшее зависѣло от него.
Некрасов приехал 20 сентября (2 октября) 1856 г. в Рим, откуда 25 января (6 февраля) приехал в Париж, где прожил до 10 (22) февраля, когда уехал опять в Рим.
Намеченный в письме маршрут почти полностью и был выполнен Некрасовым. 2 (14) или 3 (15) марта он выехал из Рима в Неаполь, откуда вернулся в Рим 25 марта (6 апреля), а 11 (23) апреля выехал из Рима во Флоренцию. 5(17) мая Некрасов был в Париже. В Спа, как предполагал, он не поехал, а из Парижа отправился прямо в Петербург, куда приехал 28 июня (10 июля).
В. П. Боткин и А. В. Дружинин 14 или 15 апреля 1857 г. выехали из Москвы в Вену.
…жалею, что не остался несколько дней в Париже и мало пробыл с вами— Некрасов уехал из Парижа на другой день после приезда туда Толстого. В это время был в Париже и Тургенев, живший тут с 20 октября (1 ноября).
В Дижон Тургенев приехал с Толстым 25 февраля (9 марта). Пробыли они здесь до 1 (13) марта, когда уехали в Париж.
Дьяков — Дмитрий Алексеевич (1823–1891), приятель еще с казанских лет Толстого. Письмо Толстого к Дьякову неизвестно.
[1857 г.] 31 марта — 1 апреля (12–13 апр.). Рим.
12 Апрѣля, Рим.
Я отвѣчаю вамъ на письмо, писанное Вами въ Сентябрѣ прошлаго года и только теперь пересланное сюда из Венеціи. Въ этомъ письмѣ есть нѣчто, пробудившее во мнѣ слѣдующую мысль: отчего это время не сблизило насъ, а как будто развело далѣе другъ отъ друга? Если Вы припомните первое наше свиданіе по пріѣздѣ Вашемъ въ Петербургъ, то едва ли будете спорить противъ этого факта. Отчего это? Любопытно бы уяснить. Я попробую. Но прежде всего выговариваю себѣ право, можетъ быть, иногда на рутинный и даже фальшивый звукъ, на фразу, то есть буду говорить безъ оглядки, какъ только и возможно говорить искренно. Не напишешь, ни за что не напишешь правды, как только начнешь взвѣшивать слова; совѣтую и вамъ давать себѣ эту свободу, когда Вамъ вздумается показать свою правду другому. Что за нужда, что другой ее поймает, — то-есть фразу — лишь бы она сказалась искренно — этимъ-то путемъ и скажется ему та доля вашей правды, которую мы щепетильно припрятываемъ, и без которой остальное является въ другомъ свѣтѣ. — Я могу и хочу объяснить только одну сторону дѣла, а Вас попрошу объяснить другую, вашу, — то-есть скажу вам, почему я не приблизился к Вамъ душевно со времени нашего знакомства, а как бы отдалился. Мнѣ кажется, не дикія и упорныя до невозможной въ вас ограниченности понятія, которыя Вы обнаружили (и от которых всѣ уж[?] отступились) возстановили меня и нѣк. др. противъ вас, a слѣдующее: мы раскрылись вамъ со всѣм добродушіемъ, составляющимъ можетъ быть лучшую (или нѣсколько дѣтскую) сторону нашего кружка, а Вы заподозрили нас въ неискренности, прямѣе сказать въ честности. Фраза могла и вѣрно присутствовала въ нас безотчетно, а Вы поняли ее, как основаніе, как главное въ насъ. Съ этой минуты уже намъ не могло быть ловко, — свобода исчезла — безотчетная или сознательная оглядка сдѣлалась неизбежна. Большая часть поводовъ и разногласій давно исчезла: от многого Вы отказались, еще большее поняли, остальное само собою уничтожилось, будучи только минутным слѣдствіемъ застигнутаго въ расплохъ самолюбія, — а легче не стало. Отношенія не могли стать на ту степень простоты, съ какой начались, a слѣдовательно не могли двигаться вперед по пути сближенія. На этом мы и стоимъ. Это мнѣ кажется вѣрнымъ не только за себя, но еще болѣе за Тургенева. Эта душа, вся раскрывающаяся — при Васъ сжалась, и какъ-то упорно не размыкается. Грустно вас видѣть вмѣстѣ. Вы должны бы быть друзьями, а Вы что? Как то у меня оборвалась нить этой мысли, которую еще далеко я не досказалъ, но, какъ я непремѣнно хочу вамъ послать это письмо, то перехожу прямо къ Вашему желанію высказаться въ письмѣ, «чтоб наша переписка сдѣлала нас серьезно друзьями». И я этого хочу всѣмъ сердцем, оттого и написал эти строки. Вы, как и я, вѣрно не смотрите на друга (глупая рутина ироніи едва дала мнѣ силу написать это слово), как на человека, съ которымъ можно убить пріятно ненужный часъ, который хорошо умѣетъ щекотать наше самолюбіе и у котораго можно при случаѣ занять денег, вы вѣрно смотрите поглубже — и чѣмъ долѣе будете жить, тѣмъ серьезнѣе будете смотрѣть. Для меня человѣк, о котором я думаю, что он меня любит — теперь все, въ нем моя радость и моя нравственная поддержка. Мысль, что заболит другое сердце, может меня остановить от безумнаго или жестокаго поступка — я это говорю по опыту; мысль, что есть другая душа, которая поскорбит или порадуется за меня — наполняет мое сердце тихой отрадой, — можетъ быть от равнодушія къ жизни, но вѣрите ли? я чувствую, что для такой души я не въ состояніи пожалѣть своей, и одна мысль о возможности этого подвига наполняет меня такимъ наслажденіемъ, какого ничто въ жизни уже мнѣ не можетъ дать. — Но право я пишу что-то такое, чего вѣрно не пошлю, если перечту послѣ обѣда, къ которому зоветъ звонокъ гостиницы въ эту минуту. Итак, иду и даю себѣ слово — не перечитывать предъидущаго, а что напишу далѣе, не знаю.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: