Екатерина Шевелёва - Испытания

Надо только Наталье растолковать все это Матвею Егоровичу Шашлыкову, вытащить его из трясины устаревших догм, высветлить его душу ярким огнем высоких задач, и он сам будет ратовать за те начальные небольшие нововведения, которые задумала она, новый директор. Задумала и твердо решила осуществить! Разве не пойдут на пользу детям те же, например, уроки рисования на открытом воздухе, благо Красный Бор рядом?! Разве плохо было бы включить в школьное расписание кроме физкультуры художественную гимнастику?! И разве не укрепила бы здоровья детей вегетарианская столовая?!

Директор Чекедова говорила прямо-таки вдохновенно. Преподаватель литературы Шашлыков слушал, мерно кивая головой.

Наталье все больше и больше нравился сидящий перед ней старичок с младенческим личиком и белыми кудряшками. Особенно обрадовало ее сообщение Матвея Егоровича о том, что он пишет стихи.

— Я в некотором роде рисуночек к теме нашего разговорчика: являю собой соединеньице науки, то есть теории литературы, и искусства! — улыбнулся Матвей Егорович.

— Как интересно! — воскликнула Наталья Дмитриевна.

Ей казалось, что вся ее вдохновенная информация, все ее убедительные доводы проникли вовнутрь Матвея Егоровича через его голубые глазки и розовые щечки.

В беседе с ним ей странно мешало только то, что Шашлыков — маленький и кругленький. Довольно высокая Наталья — похожая и ростом, и стройностью на Люцию Крылатову — не раз признавалась матери, что маленькие, и особенно маленькие полненькие, мужчины почему-то не нравятся ей; ей чудится, что с такого собеседника взгляд ее соскальзывает куда-то в пустоту, как с детского воздушного шарика с оборванной веревочкой. Люция Александровна обычно напоминала дочери, что не только художнику надо стараться видеть объем, перспективу, что великие мыслители и деятели, пусть даже физически тщедушные, запоминаются крупным планом, а тупой верзила остается в памяти людей пигмеем.

Так или иначе, Наталья считала, что обстоятельная беседа ее с Шашлыковым прошла хорошо. В конце их встречи Матвей Егорович высказал три пожелания: во-первых, чтобы директор школы передала при случае первому секретарю райкома партии глубоконькую благодарность Шашлыкова за партийную творческую помощь; во-вторых, чтобы, опять-таки при случае, Наталья Дмитриевна передала от Шашлыкова горячие приветики двум, все еще серьезно больным, директорам; и, наконец, чтобы она поверила в стремления его, Матвея Егоровича Шашлыкова, только к хорошему, светлому, возвышенному!

Скромность просьб преподавателя-поэта восхитила Наталью. Подумать только! Младенческую личинку, состарившуюся в неведении, но все же стремящуюся к свету, к высшей четкой законности, принимают за мстительного склочника!

На другой день Наталья Дмитриевна позвонила обоим своим предшественникам, в душе браня себя за то, что, пожалуй, не догадалась бы пообщаться с ними, если бы не чуткая подсказка Матвея Егоровича.

Реакция — почти одинаковая в обоих случаях — на переданные ею приветы удивила Наталью.

— Пожалуйста, не упоминайте Шашлыкова, если вы не хотите, чтобы я еще раз получил инфаркт! — сказал ей первый бывший директор.

— Привет Шашлыкова для меня хуже касторки! — сказал второй.

«Поразительное непонимание ответственными работниками просвещения своего коллеги, стремящегося из тьмы к свету!» — удивлялась в душе Наталья. Однако она решила как можно скорее побывать у первого секретаря райкома партии Николая Юльевича Латисова.

Став директором школы, она постоянно старалась преодолеть в себе хаотичность мыслей и поступков. Этот недостаток казался Наталье особенно несоответствующим облику педагога и тем более ответственного работника просвещения.

Поэтому она быстро, но не суматошно, не превращаясь, как говаривала Люция Александровна, в колючего ежа, готовилась к беседе с Латисовым.

Наташа отбросила желание встретить его, будто ненароком, любым ранним утром, когда первый секретарь шел на работу пешком — его обычные пять километров, правда, то одной дорогой, то другой. Рассказывали, что, несмотря на непредвиденные вариации маршрута, многим жителям района удавалось в ранний час обстоятельно поговорить с первым секретарем райкома. Впрочем, не каждый отваживался на такую форму беседы с ним, ибо Латисов всегда проявлял ответную заинтересованность, подсказанную спецификой встречи. Начиная с вопроса, почему замусорен или захламлен тот или иной участок района и кончая выяснением причин физической нетренированности собеседника, если тот не мог приноровиться к размашистой походке секретаря.

Наташа также отбросила желание примчаться к Николаю Юльевичу без всякого предупреждения, просто войти в его кабинет, проскочив через приемную, и все тут!

Наталья Дмитриевна Чекедова позвонила в райком в приемную и спросила, когда можно попасть на прием к товарищу Латисову.

— Пожалуйста. У руководителей всех районных организаций понедельник — день приема трудящихся. С 14 до 19 часов.

Став директором школы, Наталья столкнулась с необходимостью звонить по различным вопросам в разные инстанции — районные, городские и даже союзные.

Ее сначала удивлял, а потом стал возмущать высокомерный тон секретарш, в обязанности которых, как была уверена Наталья Дмитриевна, входило корректное выяснение того, кто звонит и по какому делу, а потом установление прямого или косвенного контакта того, кто звонит, с тем, кому адресован звонок. Как будто ясная схема отношений. Но, очевидно, эту схему не признавали многие секретарши «больших людей». Судя по всему, они постепенно утверждали себя в качестве решающего звена общественных взаимоотношений: они определяли судьбу каждого «простого» звонка, то есть идущего не по разряду очень нужных для их шефа, и каждого «рядового» письма; они манипулировали «графиками приема» руководителей учреждений, имея возможность отодвинуть, а то и вовсе задвинуть не приглянувшихся им посетителей. Словом, они были уверены, что «соединительная ткань» — главное и в организме человека, и в государстве.

Наталья Дмитриевна не могла забыть, как вскоре после назначения директором школы ей пришлось ходатайствовать о получении квартиры для ушедшего на пенсию учителя, бывшего фронтовика. Работники, занимавшиеся этим вопросом, цинично заявляли, что, мол, все равно квартиру получит их сослуживец…

Виктория Павловна Маринина — Наташа заранее узнала имя, отчество и фамилию секретарши товарища Латисова — разговаривала так неспешно и доброжелательно, словно все в райкоме партии, от руководителя и до технических сотрудников, были заинтересованы в приходе к ним Натальи Дмитриевны Чекедовой.