Леонид Леонов - Круг. Альманах артели писателей, книга 3
- Название:Круг. Альманах артели писателей, книга 3
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Круг
- Год:1924
- Город:Москва-Ленинград
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Леонид Леонов - Круг. Альманах артели писателей, книга 3 краткое содержание
Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Круг. Альманах артели писателей, книга 3 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— А-яй, а-а-яй.
Нашел в хате ременны вожжи, густо посолил крестом — бо знов напала страховитость — бросил, подаю:
— Обвяжись, нечиста сила!
Чую, засмыкало грузно. Тяну — человечья башка вытыкается, руками орудуе. Ну, обнакновенное башкиря. Село на землю, спиной к кринице, лупае очима, як котиня. Прихилилося, стукается башкой, эй, жалю [7] Плач.
задае. У мене ноги згагой [8] Судорогой.
заклекло — его жинку, дитын, троих, в криницы потопили… Э, козаки!.. Э, братики!.. Э…
Вечерело. Сосок Круглицы трепетал теплой радостью — к нему склонялось, лаская, солнце, прижимало багровеющую сладким грехом щеку. А внизу, где в перевал упирается дорога, ехало гусем пар двадцать телег, пар двадцать мужицких рук упирались в оглобли, подсмыкивая за осье. Лошаденки шатались под ветром, запинались. Видно, издалека. В хвостах лошадиных были чуть приметны желтые жгуты соломы.
— Та то-ж — с ярманки, — пояснил Овсюк. — С ярманки, с Барналу, тысячи две верст. И горою — в лес, и долою — в лес, и лесом — в лес…
Мужики не осилили перевал, покрутили руками, свалились в сторону, в лесок, закурили кострами. Овсюк долго следил их, подставляя усы ветру.
— О так. Зажил козак, горе покатил. Башкиренок кажный божий день бишбармак наворачивае, неизвестно де скотиной раздобылся, и посбежалось их в сельцо до черта. Посадить, як боженя, на ковер, гарны куски выбирае в котле, руками пихае — в мой рот — и погано до звычайности, та такий обычай. И горилки пиднесе добру чарку, и на сердце зробить горилка не так хмарно — горилка козаку лучше, чим десяток жинок… Та ей-ей! А балакае кажному дню одно:
— Ай, бачка, овечка здоров?
Кажу:
— Бо дай ты схилився, — здоров.
— Кубылка здоров?
Эх, кобылка! Кажу знов:
— Здоров, спасиби.
— Жина здоров?
— О-то, бис! Нема жинки, вчорась сказал.
А треба час знать — збираюсь в путь. Лащиться башкиренок, не пускае. Посадил на прощаньи на ковер, сел супротивку, глазами лупае, лупае — молчит. Потом пытае:
— Залата надо, бачка?
— Эге, кажу, такого добра, та не треба…
Башкиренок очи зараз захлопнул, смеется, языком балабанит, та не врозумею чего балака. Повел в каморку — там у его кирки, лопаты, три коробца с порохом. Понакладал в суму баранины, той поклал порох, — каже:
— Давай, батька, залата! Ай, хараша!
— А далече?
— Ай, бачка, хараша, ай, минога, залата!..
Така зараза! Таке дило, хоть таньцуй. Снарядил. Дал халат, шапку — зробился я башкиром. Раненько на другий день, до свиту, пишли. Мабуть, верст сорок, або полсотни отчебучили. Лесами шли, а пушки буцають по верхам. Я-ж не бачил от того страху — дума нудила…
Иду, як слепень, розмовляю в себе: «як бы башкиру треба мене убить, — раньше б убил. Мабуть, золото нагодувал»… Пришли на озеро. Высоченько в горах. А рядом — через уступку аршин в двадцать — друге, та сажень на пять нижайше. Башкиренок враз струмент побросал, на землю сел, руками ухи, очи позакрывал, — лотошить. А тут терпенья нема, руки трясом ходють:
— Де-ж колупать золото?
Он встал, я — знов:
— Де колупать, бисов сын?
Каже:
— Тута, бачка. Попала, бачка. Ой, папала!
— Ну, пополам, на-двое, разумею… Де-ж оно?
Повел в низочек, по ручью, к большому озеру, вымолвляе:
— Тургояк, Тургояк.
— А чертяка — ему!.. Де — золото?
Поднялся знов в гору, показал:
— Инышкуль, — айда… Тут, тут залата…
Дергает башкой в низочек — не врозумею, чего балака.
— Та бачу — Инышкуль. А клад де-ж?
Як визгне:
— Ай, бачка, залата! Бачка Пугача клал. Пугача. Ай, пидисеть бочек ест Инышкуль-озеро.
Така дурость! Вдарило в башку, цопнул его за шею:
— Так ты глазувать [9] Насмехаться.
? Знущаться [10] Издеваться.
? Як жабу, стопчу! Де золото?
Та каменюку добру пидхватил. А он лупае очима, та большь ничего…
— Геть, кажу, от греха, Юда Скариот!
Он — то до речки, то — от речки, як сука по зайцам. А не бреше, ой, не бреше! Сам чул: Емеля Пугач в тех местах, як поперло его Катрино войско, золото покидал в озеро. А озеро, бачу, выпустить — одним махом — толко порог взорвать, само кинеться в низочек. Беру кирку — козаки дотепни [11] Способны.
до всякого дила — и башкиренок бере. Плантуем: де втравить порохом, де долбануть киркой. Башкиренок смеется, на животе ползе…
— Годи, кажу, сердце, не сердися.
Доки я плантувал — башкиренок пропал. Така забота! От тоби клад! Аж он к вечеру вертается с живым пивнем [12] Петухом.
.
— Ай, бачка, голосить, наша — залата!
— Виткиля наша?
— Она смеет. Кичаг казал… Кичаг смеет…
— Котора смеется? Который — Кичаг?..
— Там! — пидал рукою в горы, и таке лице зробил чудне: — Кичаг… Ай, Кичаг. Она казала — тута.
Та на небо косым оком зиркуе. Ну, бис твому богу! Пивню голову зараз оторвал, в котелок — зьели, узялись за дило. А камень, як нечиста сила, держить. Порох не бере, кирка не бере. Покладем в ямку порох, а он хвонтаном хлыстне — и конец. Десять шагов каменюка, а кирка зворочается колбасой. И голодували! Боже ж мой, як голодували! От голоду очи заслоняло то — червонным, то — синим, то — зеленью — пропаща доля. Мабуть, две недели били — каменюку, а зробили ярок аршина в два. Та рыбу ловили — плоха справа сыра рыба. Под конець морда зробилась, як очипок [13] Повойник.
, очи кровавы, руки не держать.
А то вразу втюхались драться — чуть бачка глотку не перегрыз. Место — глухе. Сельцо версты три, та пустое, разбидоване. И горько от дури — чужую дурь отведешь, а свою и не побачишь. И знов дивчина в ночи вымовляе:
«Ой, сердешна голова! Ой, бидна доля козацька — злыдня робить» [14] Пустяки делает.
…
А то ласково, як невеста на свадьбе свату:
«О це-ж — прянички! О це-ж — сливяночка! Шишками не бредуйте — дуже гарны».
И месяц щербатый выплывае. Сяде на горбочку могили, глазуе. А то насупиться хмарой, застогне, застогне… Раз той башкиренок кирку шваркнул, на камень сел, смеется, под заход солнца показуе:
— Идем, бачка!
— Куды?
— Кичаг нада. Она золота держи. Нада… Прасить нада…
Не врозимию. А думка бере: провизию десь схапать. Пийшли моторни [15] Пригожие.
парубки: де присидали, де падали, де на карачках — верст, мабуть, с двадцать шли. Пришли под гору в ночь. Бачу я, в кущах стоить черный стукан. Один стан стоить, а пид станом четыре птицы. Человик я дуже голитний [16] Смелый.
— черта в ложке втоплю, а тем разом испугался. Башкиренок на коленки впал, и я — на коленки. Башкиренок до его — ползком, як побита собака, и я — ползком. Башкиренок голосить, и у мене в голове не наче звон. Крутяться дерева, а стукан тихесенько развернулся, от свитки свободился, орлы головы повернули, сычать… От так сычать, — языковаты дуже… Башкиренок, як звизгане, та башкой — в землю… Я ж тем разом… потерялся в розуми, впал. Така козакова стежка!.. Э…
Интервал:
Закладка: