Борис Грин - Высокое небо

На этот раз Берлин выглядел совсем иначе. Город как город, ничего похожего на тридцать третий год. Правда, на его улицах непомерно много военных, и как-то безмолвно, одним только видом, они как бы говорят о своем превосходстве. Правда, безусые члены «гитлерюгенд» без стеснения распевают песню о своем ровеснике, который всадил нож в горло собственному отцу, отступившему от идеалов фюрера. Правда, газеты полны карикатур, на которых коммунисты изображены с собачьими головами…

Вот он каков, отзвук тридцать третьего года! Это открытие оказалось страшным.

Авиационные заводы были загружены до предела. Опытный взгляд не мог не увидеть автоматической прилежности рабочих и нервозной расторопности технического персонала, который был сверх меры угодлив перед представителями военно-воздушных сил. Офицеры «люфтваффе» чувствовали себя здесь хозяевами.

Советских специалистов повсюду встречали с холодной вежливостью. Правда, руководители заводов отдавали себе отчет в том, что имеют дело не с туристами. Они по-деловому решали все вопросы, были внимательны и даже покладисты. Но все это давалось ценою немалого напряжения, которое было не под силу скрыть даже многоопытным чиновникам военного концерна. В своих партнерах они видели вовсе не партнеров. Для них это были враги.

Медленно и тоскливо тянулось время, командировка казалась нескончаемой. Вечерами, когда наступала пора светомаскировки и Берлин погружался во мрак, становилось вовсе невмоготу. До боли хотелось домой, в родную конструкторскую братию. Ведь двухрядная звезда ушла на летные испытания и у него нет никаких известий. Как они прошли, благополучно ли?

Ах, как необходим новый двигатель! Именно сейчас, когда в Европе идет война, и авиации, быть может, предстоит сказать самое веское слово. Германия поглотила Чехословакию, Польшу, она уже не может остановиться, ее нужно будет остановить. А кто приготовился к бою, тот его наполовину выиграл.

Похоже, портье шутил: «…придется спуститься в бомбоубежище». Для чего? Что-то помалкивает английская авиация, не видать ее над Берлином. Выжидает подходящий момент? Или толком не готова?

Как важно вовремя успеть с двигателем, пустить его в серию без проволочек. Нельзя ничего не противопоставить истребителям Мессершмитта, бомбардировщикам Хейнкеля, нужно это сделать как можно скорее. Теперь все решает время, только время. Война с Германией неизбежна.

Отъезд на родину Аркадий Дмитриевич воспринял как избавление. На Ангальтском вокзале он в последний раз видел, как взлетали руки в фашистском приветствии и как железнодорожные служители почтительно уступали дорогу военным. Это как бы подытоживало все увиденное им в Германии.

Проездные документы советского специалиста оказались в порядке, и проводник открыл перед ним дверь вагона.

Домой Аркадий Дмитриевич попал не скоро. В Москве его задержали дела.

Обычно попасть в наркомат — значило не жалеть времени. Для такого случая приберегалось множество вопросов, которые в момент их возникновения считались неотложными, несколько позднее — важными, а еще позднее — просто текущими. Так или иначе, их надо было решать, ибо из текущего вопрос может превратиться в незначительный, и тогда нечего делать в наркомате.

Хождение по кабинетам трудно было отнести к разряду веселых занятий. Приходилось сталкиваться с разными людьми, у которых были свои взгляды на вещи. Далеко не всегда они совпадали с собственными взглядами и, чтобы понять друг друга, найти общий язык, надо было затрачивать много усилий.

В этот приезд Аркадий Дмитриевич не опасался, что ему придется испытывать свое долготерпение. Он, как-никак, прибыл из Германии, насмотрелся там такого, о чем ни в какой газете не прочитать. В любом кабинете его встретят как желанного гостя…

Думалось так, а вышло все иначе.

Первым делом ему сообщили, что наркомат принял решение о прекращении финансирования нового двигателя. Он не поверил своим ушам, подумал, что это топорная шутка, розыгрыш. Прекратить финансирование… Сейчас, когда двигатель совсем на выходе… Бред!

Это не укладывалось в голове, казалось совершенно непостижимым.

Между собеседниками вырастала невидимая стена отчуждения. Давно знакомые люди замыкались, отводили глаза.

Нет, тут определенно недоразумение! В конце концов новый двигатель — не дитя незаконнорожденное. Его благословил лично Сталин. Да и нельзя не учитывать, что завод настраивается на выпуск этого двигателя. Стендовые испытания обнадежили, неполадки в поршневой группе удалось устранить, люди поверили в двухрядную звезду. А фактор времени и вовсе «за». И если еще несколько лет назад проволочку с выпуском нового авиадвигателя можно было расценить как рутинерство, то теперь, в начале сорокового года, это выглядит совсем иначе. Нужно быть слепым, чтобы этого не видеть.

Распаляясь, Аркадий Дмитриевич мысленно давал отповеди на любые возможные возражения. Он ставил перед собою самые каверзные вопросы и горячо, азартно, с безупречной логикой разил своих оппонентов.

Столько души было вложено в двухрядную звезду, что даже не приходила мысль о собственном просчете. Тем тяжелее было выслушать суровую правду, которую сказали руководители наркомата.

Нет, в том, что принято решение прекратить финансирование длинноходового варианта двухрядной звезды, нет никакого недоразумения. И вот почему. Оказалось, что неполадки в поршневой группе, которые обнаружились во время стендовой заводской доводки, до конца так и не удалось устранить. Это выяснилось во время летных испытаний, увы, слишком поздно. Самолет с двигателем М-81 потерпел катастрофу. Вот так. Этим и объясняется столь суровое решение наркомата.

С тяжелым сердцем пришлось возвращаться домой. Осунувшийся, побледневший, главный явился в КБ. По молчаливым взглядам конструкторов он понял: здесь все уже известно. Так оно и было: директива наркомата пришла на завод в те дни, когда Аркадий Дмитриевич находился в Германии.

Теперь самое главное было не потерять самообладание, не дать коллективу разувериться в его силах. В этой ситуации опаснее всего оказалась бы жалость к себе и другим, бездеятельность, простой. Ни в коем случае нельзя было опускать руки. Жаль, конечно, что так трагично сложился финал М-81, но ничего не поделать, факт есть факт. Только жизнь, работа на этом не кончаются. Надо без промедления форсировать другую, короткоходовую схему. Задел уже есть и немалый. Товарищи поймут необходимость быстрого переключения, они все поймут и непременно поддержат.

Главный не ошибся в своих предположениях: конструкторы полностью одобрили эту идею. Он понял, что не одинок, весь коллектив — его союзник.