Саттор Турсун - Три дня одной весны

— За рулем, а просишь налить, — укоризненно ответил Сафар и, подняв свою рюмку, обернулся к Фирузу: — Ладно, бери.

Насир заинтересованно смотрел, как они выпили и как ставили рюмки на стол, потом сказал обиженно:

— Надо же, умнее всех выискался! — Лениво поднявшись с места, направился к буфету. Вернулся с полным стаканом в руке. — Пью, да на свои, а за свои хоть звезду с неба достану — были бы в наличии!

Сафар не ответил.

— Ваше здоровье, дорогие. — Насир шутовски подмигнул и лихо опрокинул стакан. Сдвинул фуражку на затылок, оперся локтями о стол, заглянул в лицо Сафару. — Знаю, хочешь уйти на автобазу. Глупость делаешь, дорогой!

— Ну-ка скажи, почему глупость? — Сафар понимающе усмехнулся.

— А потому, приятель, что совхоз для нашего брата шофера — точно рай земной! Что твоя автобаза? С утра до вечера будешь вкалывать, из сил выбиваться — хорошо, если сотню-две получишь. Нет, совхоз иное дело! Человеку поможешь — десятка-другая в кармане. И все за час-полтора, да еще и сеном обеспечен, и зерном, и фруктами… Одним словом, вечером приходишь домой не с пустыми руками. Или я искажаю?

— Ну-ну, давай договаривай, — с серьезной миной подбодрил Сафар.

Насир продолжал похваляться, а Фируз слушал его и все никак не мог представить в этом незнакомом человеке того Насира, которого одиннадцать лет знал по школе.

Получив после окончания школы аттестат из одних троек, Насир все же поехал в Душанбе, как он сам говорил, «ловить птицу счастья» — желал поступить хоть в какой-нибудь институт. Однако на первом экзамене провалился и, постеснявшись вернуться обратно в село, решил задержаться в городе, подождать, пока поостынут разговоры. Забрав документы из института, поступил на курсы шоферов и, появившись через полгода на улицах села, устроился работать в совхозе — не без помощи родного брата — завгаром, сразу же получил новую машину. До ухода в армию Фируз не сталкивался больше с Насиром: трактористов обслуживал на своем стареньком ГАЗе Сафар.

— …Слушай меня, я дело говорю, а ты — мол, совхоз мало платит, обижаешься… — продолжал Насир, не сводя с Сафара помутневших глаз. — Сколько сейчас времени — обед, да? А я уже с десяткой! Утром возил шерсть: два рейса в кочевье — это для совхоза, так сказать, за зарплату, а потом еще одному доброму человеку привез две машины земли — это уже на себя поработал — и десятка в кармане. А хозяин сам грузил, сам разгружал да еще тысячу раз спасибо сказал. Вот как надо устраиваться! Он доволен, что сделал свои дела, и я доволен тоже… И все довольны. Вот так каждый день…

— Все? Кончил? — оборвал его Сафар.

— А чего еще, все просто, — усмехнулся Насир.

— Теперь послушай меня. Пять пальцев хоть на одной руке, да неодинаковые. Я не могу быть тобой, ты не станешь мной. Я не набиваю свой карман за счет государства — машина чья, бензин чей? Ты говоришь, на автобазе едва-едва заработаешь сто-двести? Для меня честно заработанные эти сто-двести дороже твоих больших денег! И больше не учи меня, как жить, — мне мое честное имя еще понадобится! — Сафар поднялся и положил руку Фирузу на плечо. — Пошли…

— Хоть ты и старше меня, извини, скажу тебе: ума ты, оказывается, не нажил, приятель, — бросил ему вслед Насир. — Если хочешь быть таким честным, вместо хлеба сухой ком земли грызть будешь.

Сафар покраснел от возмущения, но, видно, решил не затевать ссоры.

Рассчитавшись с официанткой, друзья вышли на улицу.

Они пересекли парк и, выйдя из ворот, вдруг увидели в двадцати шагах от себя Назокат — она шла прямо к ним, и в обеих руках у нее было по тяжелой сумке.

Сафар легонько потянул Фируза за локоть, желая увести его и избавить от встречи, но тот не мог тронуться с места, будто застыл.

Назокат подошла, поздоровалась со смущенной улыбкой и опустила сумки на землю, давая отдых рукам. Фируз, не отрываясь, смотрел на ее влажные миндалевидные глаза, на нежное лицо… Третий год он не видел ее.

Они встретились взглядом — и Фируз почувствовал, что лицо его будто обдало огнем. Назокат поспешно отвела взгляд, щеки ее порозовели. Помолчав несколько секунд, она заговорила первая:

— Ты очень изменился, Фируз, прямо и не узнать тебя.

Сафар тихонько отошел в сторону.

— А ты совсем прежняя, Назокат…

Мимо них прошел, покачиваясь, Насир, метнул злой взгляд, забрался в кабину новенького ЗИЛа, стоявшего неподалеку, но отъезжать не спешил.

«Следит», — подумал Фируз.

— А я только вернулась из Душанбе, сессию сдавала… В доме ничего нет, вот — на базар сходила.

— Ты уже на четвертом курсе?

— Да, на четвертом. — Она помолчала. — Я, пожалуй, пойду, Фируз, тебя ждут.

И посмотрела в сторону Сафара. Потом нагнулась за своими сумками, руки ее напряглись…

— Подожди, я помогу.

— Спасибо, — сразу согласилась Назокат и, покраснев, добавила: — Наш дом… недалеко, я сейчас живу в райцентре.

— Знаю…

Он кивком попрощался с Сафаром, который ожидал в сторонке, и пошел по тротуару рядом с Назокат. В эту минуту их обогнала машина Насира… Оба проводили ее глазами.

Несколько минут шли молча.

— Почему ты ничего не расскажешь, Фируз? — наконец спросила Назокат.

— А ты?

— Что я? Ты ведь сам сказал, что все знаешь. — Она подняла голову и взглянула Фирузу в лицо. — Да, три года почти прошло, как мы говорили в последний раз.

— Тогда я очень многое хотел тебе сказать, но сейчас…

— Что сейчас?

— Сейчас… мне кажется, все те слова застыли в моем сердце, теперь мне трудно говорить.

— Что же ты не сказал тогда?

— Боялся, что для тебя это ничего не значит, ведь те слова, которые я приготовил для тебя, можно произносить только один раз в жизни.

— Я так ждала их тогда… а ты даже и намеком не дал понять. Сколько удобных моментов было — и никогда ничего… Сейчас я обо всем думаю иначе. Бывают дни, когда в своем несчастье обвиняю тебя.

— И я много думал, Назокат. В каждой своей неудаче я виню одного себя. И сейчас упрекаю себя — почему тогда не смог рассказать тебе, что было на душе…

Они подошли к длинному одноэтажному дому с высокими зарешеченными окнами, и Назокат остановилась.

— Вот здесь мы и живем — я и мой сын. Эти два крайних окна — наши. Зайдешь?

— Спасибо, Назокат. В другой раз.

В это время из чайханы на другой стороне улицы появился Шариф-шабкур, тот самый, которого Фируз встретил недавно на полустанке.

— Где была? Целый час смотрю на дорогу.

— Что случилось?

— Когда приехала? Почему мать не идешь проведать? — спрашивал Шариф-шабкур.

— Вернулась вчера вечером, а к маме собираюсь сегодня, когда заберу Рустама из садика, — объяснила Назокат и, смущаясь оттого, что Фируз слышит их разговор, снова спросила: — Ничего не случилось? Мама здорова?