Борис Губер - Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 7
- Название:Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 7
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Земля и Фабрика
- Год:1930
- Город:Москва-Ленинград
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Борис Губер - Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 7 краткое содержание
Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 7 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
А цветов в этом северном городке — много. На клумбах, оцепленных по краям тесно сдвинутыми камушками, владычествуют, рядом с махровой петунией, лиловые и сиреневые, страусовым пером завитые, хризантемы, анютины глазки, светлосиние и желтые левкои.
Из года в год в изобилье загораются по клумбам оранжевые рупоры настурции и белые звезды астр. И иные цветы ожидают в коридорах и чуланах пересадки на волю из полных земли деревянных ящиков, откуда выглядывает особенно много зеленых чашечек примулы.
Окна домиков залиты изнутри цветами, — домики полны буйной крови герани, сочным, зеленым мясом алоэ, многоцветом фуксий. Я живу в комнате, где зеркала обвиты мелколистными «бабьими сплетнями», мерцают беложелтые искорки домашней вербы, лоснятся листья лимона, и драцена с узкими и острыми, как австрийские штыки, листьями стоит на страже около розового дерева.
Июль. Солнечно, но солнце вялое, и непрочным кажется тепло. Под ногами сухо шуршит перетертый в порох черный шлак: здесь возят каменный уголь с копи, оторванной от городка двумя десятками верст. Улицы городка малолюдны, я и мой спутник бродим по ним около часа, и за это время нам встречались лишь трое прохожих, врач на паре игреневых коней да поселковый житель, примостившийся на краю обширной телеги, в которой, полуприкрытая сползающей берестой, слегка трепетала и блестела живая рыба.
Моему спутнику лет сорок пять; он — местный педагог. Высокий, сухой, голубоглазый, спутник часто левой рукой трогает мягкую рыжеватую бороду, а правой изредка подносит к ноздрям цветок герани, щекоча подбородок листочком, который кажется навощенным; говорит педагог тихо, и чуть вибрирующий, как струна, низкий голос его окрашен грустью.
— Обратите внимание, как у нас любят цветы!.. Ими полны даже нищие комнатушки… И зовут здесь комнатные цветы — садами. Думаете — случайно это? Нет, тут огромный смысл… Жизнь у людей северная, ветреная, суровая, кругом — рудники, траншеи, опасность… И прошлое наше — сплошная стужа. Загляните в поселки — везде встретите потомков каторжан, в их семьях живут предания о предках, прикованных к шахтам каторжной цепью. Не примите это в переносном смысле, — нет, люди действительно были посажены на собачью цепь, и так работали. Это ли не лютый холод?.. Вдуматься — по спине бегут мурашки.
Он смолкает на минуту, дрогнув плечами, как от озноба. Я знаю: у него не по климату зябкое сердце. И он — страстный, хотя застенчивый, цветовод. Где-то в глубине своей квартиры, в комнатке, куда никому из посторонних нет доступа, он проделывает многолетние опыты с бегонией, добиваясь небывалой окраски ее цветка. Он долго хранил эту запечатленную тайну, но однажды выдал ее кому-то под легким хмелем, и она стала достоянием городка. Едва ли кто-нибудь оскорбил ее насмешкой или равнодушием, — наоборот, горожане ждут окончания опытов с большим интересом и с непонятной чужаку гордостью. Но перед педагогом знакомые притворяются, будто ничего не знают о его цветоводческих исканиях: он, как художник, преждевременно выдавший тему любимой работы, не любит напоминаний о своей хмельной откровенности. И хоть мне очень хочется знать, почему он взял для своих опытов именно бегонию, — я не смею спросить об этом.
Спутник гладит мягкую бородку, голос его звучит нежнее и тише:
— Да, тут — великий смысл. Мы, северяне, как бы ни любили свой край, всегда сознательно или бессознательно тянемся к югу. Нам не хватает солнца. И потом — все здесь очень тяжеловесно и крепко, — от руды и каменного угля до этих неоглядимых лесов, — все закалено морозами и метелями, борьбой за жизнь. От всего этого устают глаза. И нам хочется чего-то теплого, слабого и избалованного… Пусть даже для того только, чтобы поняньчиться. Вот мы и создаем в своих домах иллюзию юга. — Он улыбается как-то обреченно и застенчиво. — Мы, северяне, сентиментальны и мечтательны.
Мне кажется, я догадываюсь теперь, почему мой спутник взял для своих опытов бегонию. Я мысленно вижу этот цветок в приютившей меня комнате, — вижу прозрачно-зеленый его стебель с тонкими красными жилками — младенческое слабое тельце, а рядом отечески-заботливые обветренные руки; у педагога руки не интеллигентские, — они тяжелы и волосаты, не под стать лицу. Может быть, и в его роде какой-нибудь предок томился в шахте на цепи.
— Сознаюсь вам, поездка на юг — мечта всей моей жизни, — говорит спутник, глядя в сторону от меня, будто стесняясь, — но, должно быть, она так и останется мечтой. Из года в год какие-нибудь обстоятельства срывают эту поездку. И вот я недавно с ужасом подумал: может быть, я так много и часто думаю об юге потому, что мне не суждено туда попасть? Я ведь всегда мечтал и о том, чтобы проплыть хоть немного на морском пароходе. Под полным солнцем.
Нетающим снегом летит с тополей пух, легчайшей порошей пеленает землю. В окнах холодно горит герань. Солнце проходит небом оторванно и отдаленно, будто на цыпочках; и кажется, оно задержалось здесь не затем, чтобы расточать лучи, а лишь бы поскорей собрать случайно оброненное тепло и ринуться дальше. И все-таки на запорошенных клумбах просвечивают цветы, — они тянутся к солнцу и небу так же, как мой спутник-северянин к южным садам и морскому простору. Возникает смутная волнующая мысль о нескончаемой погоне всего живого за солнцем.
Мы выходим на плотину заводского пруда, раскинувшегося на несколько верст в длину и в ширину и чуть синеватого под оживающим ветром. В лодке, поставленной меж свай, сидят трое ребят — удят рыбу. Вода, окручивая сваи, слегка шипит и пенится. У пристани покачивается легкий и хрупкий пароходик, на котором никому не плыть к южным морям.
Вас. Кудашев
Вукол
Седое стадо овец зыбко переваливалось и, спеша, исчезло в сизый ранний туман, оставив на росистом лугу путанные черные цепи следов.
В переулке, напротив низких ворот двора, стояла запряженная в телегу светлобуланая лошадь. Ее только что напоили. Мелко вздрагивая мокрыми, свежими губами, она прислушивалась к говору и топоту во дворе и проворно, по-заячьи шевелила тугими ушами. Она ждала хозяина. Рыжеватый мужичонка Трофим вынес со двора черную овцу за ноги, связанные бечевой выше колен. Напрягаясь, он с трудом положил овцу на плетеный задок телеги и вернулся во двор. Минуты через две он вышел опять, на этот раз с пустыми руками, искривив лицо в шутливо-удивленной улыбке. Ягненка, которого он хотел было принести в телегу, вынес Вукол. Ранний, тяжелый белый ягненок бился на животе старика, но Вукол еще с большей гордостью встряхивал его в руках, подсмеиваясь и радуясь своей силе.
— Ты вот что, Трофим… лопату не забудь купить, — сказал старик, принимая ладонями солому, пышно лежавшую в телеге. Потом, оглянув лошадь хозяйским, заботливым взглядом, добавил: — У буланого подкова хлопает на правой ноге. Не забудь, подкуй!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: