Юлиан Семенов - Горение

Однажды Дзержинский проснулся, когда еще только-только рассветало, вышел на пляж, зябко ежась на легком бризе.

Он взял за привычку гулять вместо зарядки – однообразие гимнастических упражнений было не для него, он чтил дисциплину внутреннюю превыше внешней, организованной в раз и навсегда заученную форму.

В то утро Дзержинский шел по сыпучему, белому песку быстро, смотрел на красноголовых, писклявых чаек, на серый, металлический лист тяжелого моря, редко – под ноги; когда же глянул, обходя зеленые, словно волосы утопленницы, водоросли, выброшенные на берег ночным прибоем, заметил диковинного крокодила с ракушками-глазами; нимфу с игриво загнутым хвостом, Нептуна, сжимавшего в руке трезубец.

«Прелесть какая, – подивился Дзержинский, – настоящее искусство. Обидно – волна слижет».

Он увидал вдали одинокую фигуру: человек стоял на корточках и строил, как решил Дзержинский, замок из песка.

А когда подошел ближе, понял, что это – Фриц, и лепил он не замок, а огромную, диковинных форм черепаху.

– Вот, – сказал Фриц, заметив Дзержинского, – потянуло к изобразительности после наших разговоров. Так спокойно мне было, Юзеф, так хорошо и тихо, а вы – взбаламутили…

…Только Фрицу мог Дзержинский доверить дело с Гартингом – другой и за деньги б не решился, а этот умел работать бесплатно.

…Дзержинский разыскал Зайделя в полночь: кончилась съемка в Опера – приезжала с гастролями Айседора Дункан; Берлин, казалось, сошел с ума, редакторы платили бешеные деньги за хорошую фотографию юной парижской балерины, Фриц, взмокший, вымотанный, с синяками на локтях, оттого что падал два раза сшибленный озверелыми конкурентами, сидел в «Ратхаузе» и пил пиво – кружку за кружкой.

– Тебе бы в Шерлок Холмсы, Юзеф, – сказал Фриц, когда Дзержинский присел к нему за столик. Официанты ходили вокруг Зайделя волками – работа уже кончилась, но посетителя ведь не погонишь, посетитель – истинный хозяин ресторана, однако всем своим видом они показывали, что пора бы уж и честь знать.

– Пошли, – сказал Дзержинский, – серьезное дело, Фриц.

– Мы же закончили серьезное дело.

– Мы только начали его. Я был безмозглым идиотом, когда говорил тебе, что мы все закончили. Мы только начинаем, Фриц, мы еще только начинаем.

Через десять дней Дзержинский встретился у Розы Люксембург с представителями латышской социал-демократии.

– Товарищи, – спросил он, – что у вас находится на Байоретерштрассе, восемь?

Латыши переглянулись – от Юзефа в революционной среде тайн не было, его знали, ему верили, но про Байоретерштрассе было известно трем членам ЦК – там находился перевалочный пункт по транспортировке нелегальной литературы в Ригу.

– Товарищи, – поняв, отчего латыши не отвечают, продолжал Дзержинский, – явку надо менять. Вы провалены. Вот вам фотографии, которые подтверждают мои слова. Двое в шляпах – русские филеры. Проверьте всех тех, кто везет литературу в Ригу, возможна провокация.

Назавтра встретился с армянскими социал-демократами. Выслушав Дзержинского, маленький, порывистый Мартиросян обернулся к Мнацаканову и Алабяну:

– Сегодня же принять меры. Спасибо, Юзеф.

Вечером того же дня Дзержинский предупредил об опасности товарищей из Бунда.

Через неделю он увидался у Люксембург с худым, холеным, несколько надменным человеком.

– Никитич, – представился товарищ по-русски.

Чуть помедлив, Дзержинский – тоже по-русски – ответил:

– Очень приятно. Юзеф.

И оба улыбнулись – знали друг друга не первый уже месяц: Леонид Борисович Красин познакомился с Дзержинским на квартире у Меира Валлаха – Максима Максимовича Литвинова, который отвечал за переправку большевистской литературы в Россию, и вместе с Мартыном Лядовым – параллельно с Дзержинским – вел работу против Гартинга.

(Ленин, выслушав рассказ Красина о том, как Дзержинский спас транспорт нелегальной литературы, еще раз переспросил:

– Значит, говорите, Дзержинский? Надо запомнить. Я считал его прекрасным организатором и газетчиком, но то, что он такое придумал… Молодец! Дантон, революционный Дантон! Такого бы в Комитет общественного спасения, а?! Молодец… Если мы, наконец, объединимся с поляками, я буду просить выписать ему партийную книжку под номером два.

– А номер один? – спросил Красин.

– Номер один мы бы подержали для Плеханова; жаль, если совсем отойдет.

– А вам какой номер будем выписывать? – спросил Красин.

– Я за нумерацией не гонюсь, – ответил Ленин. – История разберется, кому какой номер проставить, – важно только, чтоб не на лбу – клеймом.)

…В тот день заседание прусского рейхстага не обещало ничего интересного, поэтому ложи прессы были почти пусты: множество депутатов гуляли по огромным мраморным серым холодным коридорам, пили в буфете крепкий кофе, дискутировали разные разности с ответственными чиновниками министерств, которые обычно поджидали здесь «своих» депутатов, чтобы заранее выяснить позицию во время предстоящих обсуждений бюджетных статей, а коли позиции еще определенной нет, попробовать создать ее.

Поэтому когда Август Бебель взошел на трибуну, все считали, что вопрос он поднимет локальный.

– Господин президент, господа депутаты, майне дамен унд геррен, – начал Бебель неторопливо, зная, что на его выступление соберутся. Он давал время депутатам и журналистам занять места, поэтому с главным, с основным, тянул. – Предмет моего выступления может показаться вам странным только при поверхностном с ним ознакомлении. Речь пойдет не столько о вмешательстве в наши внутренние дела агентов иностранной державы, сколько о том, что министерство внутренних дел и прусская полиция скрытно и вероломно нарушают нашу конституцию, входя в сговор с полицейским агентом России, выступающим во время приемов и светских раутов под обличьем дипломата. Я располагаю документами о противозаконной деятельности так называемого дипломата, свившего себе полицейское гнездо в центре Берлина под крылышком нашего добренького министерства внутренних дел. Я располагаю данными о том, что дипломат занимается сбором данных о русских революционерах, нашедших политическое пристанище в нашей конституционной стране. Я намерен потребовать расследования деятельности так называемого дипломата…

– Пожалуйста, факты, – поморщился президент рейхстага, – в таком межгосударственном вопросе потребны факты, имена, веские доказательства.

– Ну что ж, вы сами попросили факты, имена и доказательства, – мгновенно откликнулся Бебель. – Извольте, я начинаю приводить имена и факты…

…Прусский канцлер Бюлов принял русского посла Остен-Сакена в загородной резиденции: после перенесенной инфлуэнцы врачи предписали две недели абсолютного покоя, парное молоко с медом и прогулки в сосновом лесу.