Максим Горький - Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 6

Все белей, туманней за рекою.
— Где, ты, радость легкая, да ноша,
Ветер в дуле, молодость с тоскою,
Счастье красное да светлая пороша?..

Гей, охотники! Вставай, вставай!

— Ничего и нам не надо! —
Спят забвенные слова.
На кладбище — сон, ограда,
Та же скука и трава.

Поздно, поздно… Там, снаружи
Лес, как печь, гудит золой.
Хорошо б в такую стужу
Выпить пунша под землей!

Выпить, крикнуть: — Я был молод,
К чорту песни мертвеца!
Пусть зияет вечный холод
Желтой полночью с лица.

В гробовой моей постели
Пусть пригрезится в жару:
Кто-то юный, в легком теле
Бродит с тростью по двору.

И беспечной жизнью тонет
След его в снегу забыт.
За окошком в поздней дреме
Жаркий домик весь раскрыт…

Дышит Таня. Смутно веет
Печка душно-горяча.
Так старинно голубеет
Тень покатого плеча.

Разметался он нетленно
Мир любимый с давних пор —
Грешной, детски-незабвенной
Грустной женщины пробор.

— Что ж пунцовая жар-птичка,
Не хлопочешь у ворот?
Что святая синь-ресничка,
Не темнеет от забот?

Иль, дозор свой коротая,
Красный сон у щек сама
Там, свернувшись горностаем,
Надышала ей зима?

Поздно. Ноги онемели
В буйном холоде давно.
Нет и сердца… Еле-еле,
Свет в окошке… Никого!

Никого. Лишь желтоватей
Свет, да тень, да стук: — Вернись.
Зябко брезжит на Арбате,
Только галки кроют высь.

…С милым вздохом, в пышной муке,
Через бездну долгих лет
Ты протягиваешь руки…
И — хватает их поэт.

Серые шинели взяли на прицел.
Под кокардой в линии — лица — белый мел.
— Братики, солдатики! С нами ж сам Христос!..
Шел, шипел сверкающий, розовый мороз.

Пела — недопела медь рожка,
Обронила голос с черного кружка:
«За царя и родину!» Багровел горнист,
Отпускал мундштук коню кавалерист.

Офицер пощелкивал: ать, два три!
Дулом, смертью, пулями со Христом их рви!
Бахнули-бабахнули в смех и бег…
Синий, синий, синий с кровью снег…

Кто там — батька, матка, сват иль брат?
Эх, товарищ милый, пожалей: солдат.
Мутит печень, душу крепкий гнев!
Барабанят барабаны дробь враспев…

Государь да батюшка, родину любя,
Смертной, легкой пулей встретил у себя…
Государь да батюшка!
Твой казак рубил,
Голову дитенкам воротил!

Ты гостей в ременные плети принимал!
Кол дубовый, плотный сам себе тесал!..
Сердце злоба ярая шибко жжет…
Топорами, топорами вскроем лед!

Вздует реки — выйдут, потекут в разлив
С Петербурга-камня, с моря, где залив,
До глухих, затерянных деревень и сел,
До лесов, звериный след куда повел.

Раскачает ветер степи и леса,
Расшатает заревом тьму на небесах.
Ты гори, гори, полыхай, амбар,
Угли сыпь во мглу, раздувай пожар…

На огонь под пули поп народ подвел —
По усадьбам полымем тот огонь расцвел…
В мостовых булыжных сер и бур
Государев трон Петербург…

Петухи горячие над страной свистят,
Языки сполошные в деревнях гудят!
Пыль, зола, жара — крыльев красный мах,
Отблеск зарева во дворцах.

В полосатой будке часовой с ружьем.
Часовой с ружьем над царем.

Прибой жемчужинок. И розы.
Густая ночь. Высокий свод.
Как переливчат звезд полет,
Они, как крупные стрекозы.

Когда шуршит и набегает
Седой и рваный гребешок,
Он камни мелкие сгоняет
Своим прибоем на песок.

А звон гитар! Их мягкий говор!
Их палисандровый уют!
Они рокочут и поют:
— Ночь сделал итальянский повар!

И просто как: берутся горы,
Две-три гитары, блеск воды,
Разливы моря да просторы,
Тепло и месяц из слюды…

Из под каштана на охоту
Тарантул покидает лаз.
Гони покойную дремоту:
Тарантул смотрит в восемь глаз!

Он, черно-красный, полосатый,
Добычу ищет на бегу —
Поет в траве на берегу
Кузнечик шустрый и усатый.

Не стрекотать ему задорно
Своих веселых серенад:
В ночь на охоту вышел в сад
Тарантул, юркий и проворный.

Две капли яда — и травинка
Перевернулась, поплыла,
С луны сверкнула паутинка
И серебром обволокла.

Прощай, трава, роса, лимонный
Свет расцветающей зари!
Ночь, увядая, стала сонной
И почернели фонари.

Кузнечик умер. С ранним жаром
На виноградниках был сбор.
Цепочка золотистых гор
И горизонт легли под паром.

Глаза, как воздух, у южанки.
И на работе прост наряд.
Перебирала итальянка
Продолговатый виноград.

Срывала, пела и мечтала
О том, о чем мечтают все
О нем. О собственной красе.
И чтобы ночь скорей настала.

Цвети и пой! Загар играет.
Палит расплавившийся круг.
Спиной коричневой мелькает
Трехсантиметровый паук.

Он быстро жалит и уходит…
Бежит по жилам крепкий яд,
Мутнеет и тускнеет взгляд,
И тело судорога сводит.

Лишь два старинные напева
Тебя избавят от беды.
Еще не поздно: солнце слева.
Пляши до мрака и звезды!

— Эй, мандолину! Да быстрее!
Играть, чтоб пальцев не видать!
Эй, кавалеры, не дремать!
Мы землю музыкой нагреем!

И заплясала… Треск ладоней.
Трель мандолин. Припев. Прибой.
И танец в бешеном разгоне
Гремит в горах и под горой!

И ошалел, и оборвался
На кручах каменный козел —
Тот танец к исцеленью вел
И тарантеллой назывался.