Максим Горький - Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 6
- Название:Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 6
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Государственное издательство
- Год:1928
- Город:Москва-Ленинград
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Максим Горький - Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 6 краткое содержание
Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 6 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Фрекен Д'Эспар «была такая упорная в хорошем и дурном, так ушла во все земное. Мы так называем это».
В четыре подчеркнутых слова Гамсун вложил снисходительную и мягкую иронию мудреца: что еще есть кроме земного, что значительнее страданий ничтожных человеческих единиц, осужденных жить в пустоте, на земле, которая дрожит, разламывается под их ногами и в одну минуту уничтожает их десятками тысяч, как это было в Лиссабоне, на Мартинике, в Мессине и Японии?
Именно в этом, земном, весь наш смысл бытия и ведь не человек виноват в том, что для него нет ничего больше. Ничего, кроме бога, созданного им для утешения своего и в котором я, лично, вижу столько же мистики, сколько ее в механике. Разве бог не создан для того, чтобы гармонизировать, отточить идею всемогущества, всеведения, разве он не дитя мысли, единственного орудия самозащиты человека.
Можно думать, что в последних книгах — «Соки земли», «Женщина у колодца», «Санатория Горахус», — Гамсун беседует с каким-то существом, которое видимо и знакомо только ему. Может быть, это так называемый «мировой разум», может быть, — бог Кнута Гамсуна, созданный Гамсуном же для беседы с ним. Ему-то удивительный норвежский художник и рассказывает страшные своей эпической простотой истории о жизни таких людей, какова Ингер «Соков земли». «Она была почти ничем среди людей, ничтожная единица», — такой написал он эту героиню будничной жизни.
Никто до Гамсуна не умел так поражающе рассказывать о людях, якобы безличных и ничтожных, и никто не умел так убедительно показать, что безличных людей не существует.
На земле живут миллионы героев-муравьев, невинно осужденных на смерть, они строят каменные кучи городов, выдумывают и создают мудрые, прекрасные вещи, всячески пытаясь украсить свою трудную жизнь, создают сами для себя мучительные, невыносимые условия социального бытия.
Об этом, об этой неразумной и страшной жизни и рассказывает Гамсун своему собеседнику, рассказывает как бы с чувством некоторого недоумения и, между слов скрывая свой гнев, спрашивает собеседника:
«Ты знаешь, зачем все это нужно? Тебе известно, почему все мы, герои и великомученики, кажемся друг другу ничтожными, безличными? Ты можешь понять, отчего жизнь людей так бессчастна?»
Собеседник лукаво, а может быть, тоже недоуменно безмолвствует.
«Да, — настаивает Кнут Гамсун, — прекраснейший художник, — вот какова жизнь. А почему это? Можешь ты ответить?»
Ему не отвечают.
Тогда Гамсун с простотою еще более изумительной рассказывает новую историю о невинных людях, обреченных за что-то на муки, которым нет числа.
«Да, — говорит он, — все мы бродяги на земле. Почему — бродяги и за что? Мы так много работаем на ней и уже хорошо украсили ее. Нам, по правде, есть за что и любить и уважать друг друга, мы хорошие работники. Ты знаешь, почему мы так истязаем друг друга? Ты можешь понять, зачем все это нужно?»
Не отвечают ему.
Это невероятно трудный подвиг — жить на земле в образе Кнута Гамсуна и беседовать всю жизнь с кем-то глухим, немым, а может быть, неизлечимо глупым или же безумно злым. И как хорошо, что это чудовище не существует и что люди, подобные Гамсуну, размышляя о жизни, только наращивают голову Локи, дабы оторвать ее.
ЗЛЫЕ РИФМЫ
Н. Дементьев
Суд божий над профессором
Лекции были отменно тоскливы:
Высечен был всенародно крапивой
Чехов за то, что идей не имел,
Пушкин, который о туфельках пел,
Горький за то, что он не был марксистом,
Все было сделано крепко и чисто,
И у писателей обнажены
Только те части, что в порке нужны.
Было добавлено в этом же духе,
Как целовался с женою Правдухин.
И, чтобы в терминах не ошибались,
Все называлось… м-марксистский анализ.
Вот, как епископ, окончивший мессу,
Тихо покинул студентов профессор,
Дома поел, покурил, почитал,
Спал, как невинный, и снов не видал.
Утром же входит в покой, где висели
Предков портреты. И видит, что съели
Мыши его живописный портрет
Так, что марксизма и признака нет.
Он обомлел, он от страха чуть дышит.
Вдруг он чудесную ведомость слышит:
«Слушай! Студентами местность полна —
Ими прочитан Плеханов сполна».
В ужасе ноги привел он в движенье,
Быстро спешит через Рейн в учрежденье
(Дать имя которого автор не мог
Ради спокойствия этих строк.)
Вынув часы он считает моменты:
Ближе, все ближе, все ближе студенты,
Вот уже в дверь без доклада вошли,
Двери раскрыли, цитаты зачли.
Зубы о Маркса они наточили,
Грешнику в кости их жадно вонзили,
И по суставам он был разнесен.
Так был наказан профессор. Кто он?
Баллада об олимпийце Иосифе Незабудкине
За синим морем — корабли,
За синим морем — мало хлеба.
Там на Олимпе короли
Пристроились поближе к небу.
У нас особая земля.
Играть с огнем — плохие шутки.
У нас заместо короля
Поэт Иосиф Незабудкин.
Пускай валяются в пыли
Поэты рангами попроще —
Он, как свою жилую площадь,
Стихами заселил Олимп.
И словно сторожа у врат
(Чтоб маловерные дрожали).
Два падших ангела стоят:
Один — раскосый «азиат»,
Другой — «воитель с этажами».
Привет!
Мы рады научить
Как «знаменитость» надо чтить…
Мих. Голодный
Почему я не пролет?
Почему я не пролет?
У меня железа нет!
Доменную печь в кровать
Не кладу с собою спать.
Я не ел фабричных труб,
Я люблю с горошком суп.
Коллективно не грубил,
Коммунально не любил.
Проживая без патента,
Не просил за ложь процента,
Шапку рваную долой,
Не снимал перед ханжой.
Из меня такой пролет,
Как из Жарова поэт.
Поэт Иван
Живет такой поэт у нас,
Зовут его Иван,
Немного из рабочих он,
Немного из крестьян.
Услышав речи про деньгу,
Дрожит, как в буре лист,
Он руки моет каждый день,
Чтоб был он сердцем чист.
Но вот случился с Ваней грех,
Донос, донос, донос!
Повестку на дом принесли:
Пожалте на допрос!
Он к Ярославскому идет,
Садится на диван.
И слышит голос над собой:
— Ага! Так ты… Иван?
Слыхал, ты плохо, братец, жил,
Теперь держи ответ.
Происхождение твое?
Откуда? Сколько лет?
Но бедный Ваня задрожал
И говорит он так:
— Хоть стих мой в двести десятин.
Я не совсем кулак.
Я двадцать восемь лет прожил,
Ни разу не был пьян.
Немного из рабочих я,
Немного из крестьян.
— Суров наш пролетарский суд
Особенно к врагам:
Стихи на двести десятин —
Удар по беднякам.
Интервал:
Закладка: