Баязит Бикбаев - Когда разливается Акселян

— Вот так находка!

Когда он увидел, что в портфеле, так и сел на кровать. Действительно, вещи, которые были там, не могли не обрадовать старика: килограмма полтора сушеной рыбы, три или четыре соленых огурца, совершенно новая книжка «В помощь советскому адвокату» и какие-то бумаги.

Старик не понял, что это за книга и к чему годны белые бланки со штампом в верхнем левом углу и с круглой печатью внизу, поэтому махнул рукой и стал ощупывать портфель, приговаривая:

— Кожа-то, кожа-то какова! Хоть обувь ладную старухе своей сошью. Да и водка с рыбой — дельные вещи. Если вдруг приедет Михайло, будет чем угостить годка.

Его мечты прервали сердитые слова старухи, которая подоила корову и теперь вошла в дом:

— Ну, старик, ты уж, видно, совсем из ума выжил. Как в дом вошел, так и пропал.

— Что случилось?

— Что, да ведь бросил лошадь без присмотра, иди посмотри, что она там натворила. Всю сбрую сволокла с себя.

Ничего не сказав в ответ, Гариф выбежал на улицу.

— Ах, чтоб тебя волки съели, — в сердцах пробормотал он. — Запуталась совсем.

Он едва сумел вывести кобылу, которая застряла меж двух плетней. Но лошадь тоже была не виновата. Она потянулась под навес к сену, подпруга и чресседельник оборвались, седло съехало, упало и, видно, лошадь наступила на него. Гариф распутал сбрую, бросил коню охапку сена, поднял сломанное седло и вошел в дом.

— Погубил ведь колхозную вещь, — огорчилась Магфия. — Попадет теперь. Что делать-то будешь?

— Перестань, жена. Что из-за пустяков расстраиваться? Мастер-то ведь живет в твоем собственном доме, — сказал Гариф. — На-ка возьми вот эти гостинцы, да собери чего-нибудь поесть. А я уж свое дело знаю.

Магфия убрала гостинцы, что купил старик на базаре, и вещи, которые были в портфеле.

— Постой, — сказал Гариф, — бумаги пока не трогай. — Он взял чистые бланки и положил во внутренний карман пиджака.

У Гарифа был один ящик, наполненный всякими старыми и ненужными железками. Тут были и гвозди, и болты, и шайбы, разные гайки, дверные петли. В прошлом году он отдал для ворот ферм десяток дверных петель. И вот сейчас он, не долго ломая голову, полез на чердак, где у него стоял этот ящик, мол, не найдется ли какая-нибудь подходящая вещь для починки седла. Искать долго не пришлось, в ящике лежала старая седелка, вполне пригодная. Надо было только подложить войлок, а сверху прикрыть чем-нибудь. Он спустился с чердака и сел за работу. И пока Магфия собирала на стол, успел подложить войлок, а сверху покрыл седелку кожей портфеля.

— Может, ты сначала коня отведешь, старик? — спросила Магфия, увидев, что он закончил свои дела.

— Нет уж, я сначала поем, лошадь не голодная, — сказал старик и, кивнув на новую седелку, нахохлился. — Вот ты беспокоилась, а смотри, какая хорошая получилась седелка, получше старой.

— Да уж нет такой вещи, которую бы ты не смог починить или сделать, — сказала старуха, радуясь от всей души.

— А ты думала!

Закончив с ужином, он надел новую седелку на коня и повел его в конюшню. Бригадир Якуб Мурзабаев был еще там. Увидев старика Гарифа, он пожурил его:

— Долгонько тебя не было. Я уж думал, не случилось ли чего.

— Запозднился, это правда. Зато видишь, какая славная седелка получилась.

Старик пытался хоть немного оправдать себя за опоздание.

— Хорошая седелка, — согласился бригадир.

— Я и сам так думаю. Слушай-ка, бригадир, что тебе скажу. — Он отвел бригадира в сторону от конюхов и шепотом начал рассказывать. — Видишь, это кожа от портфеля. Совсем новая, крепкая.

— От какого портфеля?

— А вот какая история со мной получилась…

Когда Гариф поведал свою историю, как он нашел в снегу портфель, бригадир, хорошенько осмотрев кожу, которой была покрыта седелка, сказал:

— Да ведь это портфель нашего липового адвоката Шавали, не иначе.

— Не знаю уж чей, — сказал Гариф. — Может, и его. Видели сегодня пьяного, ходит, переваливается, как утка. А вот бумаги, которые я нашел в портфеле.

И он подал Якубу чистые бланки со штампами и печатями. Тот взял бланки, подошел к свету фонаря и тщательно осмотрел их. На бланках и правда стояли штамп и печать Карамалинского сельского совета. «Ага, так вот, оказывается, кто постоянно сбывал наших «пропавших» лошадей», — вдруг озарило его. Вернувшись к старику Гарифу, он шепотом спросил:

— Что еще было в портфеле?

— Да пустяки: сушеная рыба, бутылка водки и три или четыре соленых огурца.

— Ладно, пусть все это остается у тебя, — сказал Якуб Мурзабаев. — Только вот что, об этих бумагах молчи, понял?

— Само собой. Разве я похож на болтуна? Однажды, когда мы еще были на германской…

— Ладно уж, давай сейчас разойдемся по домам, — оборвал Якуб, испугавшись, что история о том, как Гариф ходил на войну, затянется надолго. — Я ведь сегодня еще не ужинал.

И они молча зашагали по направлению к деревне, прислушиваясь к скрипу снега под ногами. Трудно сказать, о чем думал старый Гариф, но в голове Якуба стояли пропавшие лошади, чистые бланки с печатями и красномордый с выпученными глазами Шавали. Определенно, тут была какая-то связь.

В это время липовый адвокат, немного протрезвев, чуть не рвал на себе волосы.

— Портфель, я потерял портфель. Черт с ними с вещами, но жалко портфель.

Его жена, острая на язык Гамиля, тут же напустилась на него:

— Эх! И зачем было на свет появляться такому дураку, как ты! Подумаешь, начальник, портфель ему понадобился. Ну ладно, покупай, на тебе портфель. Так тебе и поверила, что потерял, уродина ты этакая! Нет, не пропал он у тебя, а пропил ты его, винная бочка! Как же, поверила я тебе, ищи дураков.

Тут вдруг растворилась дверь, Шавали и Гамиля притихли. В дверях появился крупного сложения незнакомый человек с большой седеющей бородой. Увидев чужого мужчину, Гамиля торопливо поправила волосы на макушке мужа, которым только что задала основательную трепку, сама сделала вид, будто ласкает его. А бывший адвокат приосанился перед чужаком, принял солидный вид. Эта привычка напускать на себя деловитость осталась в нем с прежних времен. Прищурив левый глаз, склонив голову вправо, Шавали как будто погрузился в тяжкую думу о вещах, которые непосильны уму простого смертного. Если ему в это время задавали какой-нибудь вопрос, он бормотал что-то невразумительное.

Гость, увидев, что в доме чужих нет, бодро поздоровался:

— Привет добрым хозяевам!

— Привет! — пробормотал Шавали и зевнул.

— Да ты толком разговаривай! Если не хочешь узнавать старых знакомых, я тебя заставлю, — сказал вошедший.

— А? Что? — вскочил Шавали. Что-то знакомое показалось ему в этом твердом голосе, и он испугался.

Вошедший, по-хозяйски смело шагая, прошел и сел в переднем углу, нагловатым голосом приказал: