Александр Письменный - Ничего особенного не случилось

Лежа в постели, маленькая девушка, вошедшая в большой мир своей Родины, пыталась представить себе, как металл, выплавленный с ее помощью, взрыхляет землю на полях ее страны, как бегут по ее металлу поезда во все концы, как бороздит он моря в разных сторонах мира. В сиянии брызжущего металла, который она помогает выплавлять, открывалась перед маленькой мордовской девушкой вся Вселенная.

Вечером ждали грозу, но она прошла мимо и разрядилась далеко за городом. Мальчики сидели вместе со взрослыми. Стол был накрыт в палисаднике, под старыми липами. Длинный шнур настольной лампы протянули сюда из комнаты. По темной улице мимо палисадника, отгороженного пыльными кустами желтой акации, густо двигались в городской парк гуляющие. За этим близким шумом стояла тишина, а дальше, в глубине, далеко за домами, слышно было, как шумит завод. Дядя Павел, брат Витькиной матери, рассказывал о Магнитогорске. Он уехал туда работать горновым после того, как здесь, в родном городе, закрыли карликовые, нерентабельные старые домны. В первый раз после отъезда дядя Павел приехал на родину провести отпуск. Ему не было еще и тридцати лет, но мальчикам он казался стариком. Он держал себя солидно, пил водку равнодушно и крякал после каждой рюмки, как Витькин отец, пожилой пятидесятилетний мастер мартеновского цеха.

— Девушек на Магнитке мало, — говорил дядя Павел, подмигивая мальчикам, — все хочу жениться, а не на ком. Мы, доменщики, женихи разборчивые.

Витькин отец поглядел на жену.

— Не то что мы, мартенщики, — сказал он улыбаясь.

Мать ударила его чайным полотенцем по плечу:

— Ну-ка, повтори еще раз.

— Ничего не поделаешь, Танюша, — сказал дядя Павел, — мартенщики в отношении женского пола неразборчивый народ. Это всем известно. Недаром ихние печки мужским именем наречены.

Он помолчал, выпил, закусил балыком. Тяжелые ночные бабочки прыгали в воздухе вокруг лампы. Птицы во сне шевелились на ветвях старых лип.

— А время идет, — снова заговорил дядя Павел, — даже ты, Танюша, постарела. Определенный факт. И наглядный показатель: молодое поколение растет, — он кивнул в сторону Витьки, худого, остроносого мальчика, с белой, недавно остриженной под нулек головой, и спросил: — Ты как, Витька, по доменному делу пойдешь или тебя все-таки больше мартен привлекает?

— Я не знаю, — сказал Витька, — я еще не решил.

— А ты решай скорее, — сказал дядя Павел. — Доменное дело — это основа всему. Ты смотри — даже государство узнают по чугуну. Мартен, конечно, тоже имеет значение, но все-таки это музыка уже не та. Возьмем, например, мельника и кондитера. У кондитера работа чище, а у мельника зато почетнее. Его дело — основа, а не наоборот. Так и у нас. Верно я говорю, Степан Петрович?

Отец усмехнулся. Ему было лень спорить с дядей Павлом о том, что главнее для государства: чугун или сталь. Дядя Павел был уже сильно пьян, раз говорил так много. Доменщики народ молчаливый, а дядя Павел был настоящий доменщик. Мальчикам было смешно. Они перемигивались, хихикали, подталкивали друг друга локтями. Вчера они вернулись из пионерского лагеря и на рассвете, первый раз в этом году, собирались на рыбную ловлю. От дома Шандориных было ближе к пруду, здесь же хранились весла и вся рыболовная снасть. Борис пришел с вечера, чтобы переночевать у Витьки и завтра спозаранку выйти на пруд.

Борис, большой медлительный парень, был на два года старше Витьки. Ему было уже пятнадцать лет, но учились мальчики в одном классе. Четыре года назад Борис болел скарлатиной и с тех пор плохо слышал. Уже и речь его делалась невнятной, и посторонние с непривычки едва понимали его. Учиться становилось все трудней, но Борис не хотел уходить из обычной школы, пока не совсем оглох.

Он знал, что скоро совсем оглохнет.

Ночь наступала душная, обещая хорошую рыбную ловлю на рассвете. Мальчики легли в палисаднике перед домом. Долго они не могли заснуть, шептались, ворочались, шуршали сеном.

— Ты не спишь, Борька? — громким шепотом спрашивал Витька.

Борис с трудом разбирал его шепот, но в этот час мысли мальчиков были настолько близки, что он угадывал и те слова, которые не мог расслышать, и отвечал правильно.

— Я не просплю, — говорил он, — а ты грузила приготовил? Возьми у отца хотя бы дробинок. Мы их расплющим. А то будет лески сносить. В устье Медынки должно здорово клевать. В прошлый выходной Сашка Пахомов там вот такую щуку поймал.

Он показал руками в темноте, какая была рыба.

Потом мальчики замолчали, но еще долго не могли заснуть. То один, то другой приподнимались они на своих лежанках и трогали ржавую консервную банку с червями, которая стояла у них в ногах. Было приятно лишний раз убедиться, что все предусмотрено и готово к завтрашнему дню.

Первым проснулся Борис. Солнце еще не взошло. В тишине утра отчетливо слышался топот прокатных станов на заводе. Борис толкнул Витьку.

— Вставай, пора, — сказал он.

Витька приподнялся, потом повалился на подушку.

— Вставай, Витька! Что ты, проснуться не можешь?

Борис говорил громко, позевывая, мычащим голосом и поглядывал на небо, определяя погоду. В окне дома появилась белая тень.

— Не проспали? — спросила Витькина мать.

Борис не услышал ее голоса. Он тормошил Витьку.

— Вставай, Витька. Уже поздно, — кричал Борис.

— Ты его по пяткам пошлепай, — сказала Витькина мать. — Пошлепай по пяткам! — закричала она громко.

Борис оглянулся. Она поставила босую ногу на подоконник и показала, что нужно сделать. Она смотрела, как Борис будит ее сына. В эту минуту, думая о том, что брат нашел ее постаревшей, она не могла себе представить, что она действительно постарела, что ее Витька был когда-то маленьким, что она была когда-то гораздо моложе. Ей казалось, что она всегда была такой, как сейчас.

Когда Витька проснулся, мальчики завернули подушки в простыни и потихоньку спустили свертки через окно на пол в комнату. Затем они вышли из палисадника и через двор, вокруг дома, пробрались в кладовку.

В кладовке стояли зимние рамы с засохшими на них кусочками замазки и клочками пожелтевшей ваты, оцинкованные ведра, ящики из-под гвоздей. Полки были уставлены жестяными и стеклянными банками, на стенах висели веревки, связки сушеных грибов, порванная рыболовная сетка, почерневшая от пыли. В углу стояли весла и удочки. Пахло здесь смолой, грибами, мышиным пометом, соленой рыбой. Сейчас, на рассвете, запахи казались таинственными — так, вероятно, пахло в трюмах кораблей.

Витька вынес удочки во двор, потом вернулся, отыскал в ящике из-под гвоздей кусочек свинца.

— Во, видал? — сказал он Борису.

Борис взял весла и уключины.

Они вышли на улицу. Улицы были темны и пустынны. У аптеки на лавочке спали куры. Мальчики шагали молча. В этот ранний час маленький захолустный городишко выглядел торжественно и незнакомо. Непрестанный шум завода, зарево над мартеновскими печами, лязг железа на погрузочной площадке, свистки паровозов говорили о вечной жизни на земле, о труде, о счастье. Хорошо было идти под этот далекий шум на рыбную ловлю по тихому городу.