Юрий Пиляр - Такой случай

— Уважаемые члены комиссии, — сказал он, положив окурок на край блюдца, — разрешите огласить черновой проект документа. Я буду читать медленно. Если покажется что-то непонятным — остановите, я повторю. Камрад ван Стейн и камрад Калиновски, пожалуйста, переводите по мере надобности. Вы готовы?

— Пожалуйста, — сказал Богдан по-русски.

— Силь ву пле, — произнес Шарль.

После этого все дружно закурили.

— Двадцать лет назад, — стал читать Гайер, — шестнадцатого апреля сорок пятого года, благодаря объединенной борьбе антигитлеровской коалиции и в особенности благодаря героическим действиям Красной Армии, а также — усилиям внутрилагерного антифашистского Сопротивления, распахнулись ворота концлагеря Брукхаузен, и десятки тысяч жертв нацистского террора обрели свободу. В те великие дни бывшие узники, граждане почти всех европейских государств, собравшись на аппельплаце, поклялись: «В память о пролитой народами крови, в память о миллионах наших братьев, замученных эсэсовскими убийцами, мы клянемся, что не прекратим борьбы, пока не очистим землю от фашизма». Помня об этой клятве, о братской солидарности, родившейся в недрах концлагеря, несмотря на различия в мировоззрении, оставшиеся в живых узники — делегаты из Бельгии, Федеративной Республики Германии, Голландии, Франции, Люксембурга, Польши, Австрии, Чехословакии, объединенные в Международном комитете Брукхаузена, на его торжественной сессии шестнадцатого — восемнадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года вынуждены обратить внимание мировой общественности на явления и тенденции, опасные для дела мира и свободы. — Гайер мельком взглянул на Насье и продолжал: — Это факт, что в Федеративной Республике Германии вновь создана могущественная армия, где основные командные посты занимают гитлеровские генералы. Это факт…

Текст резолюции в общем напоминал газетную передовицу о борьбе за мир, против возрождения милитаризма и фашизма. Но если дома, читая подобную статью за утренним чаем, Покатилов воспринимал сходные формулировки и выражения как нечто несомненно правильное и тем не менее достаточно умозрительное, то здесь сейчас он остро почувствовал, что за каждой такой фразой стоит сама жизнь.

Проект, как он заметил, содержал все те мысли и положения, которые высказывались членами комиссии в начале заседания, но, сбитые в одно крепкое целое, они обрели более активный дух. Можно было лишь подивиться способностям Гайера, сумевшего за столь короткое время сотворить этот документ.

Закончив читать, Гайер похлопал себя скомканным платком по заблестевшему от пота лицу и сказал:

— Прошу вносить поправки, уточнения. Прошу брать слово в том же порядке…

— Не хорошо, — сказал по-немецки Насье. — Нихт гут.

— Представитель Бельгии камрад ван Стейн, — сказал Гайер.

— Поскольку наше пожелание в отношении рождественского послания папы Павла Шестого учтено, в целом проект резолюции для бельгийцев приемлем, — немного унылым голосом произнес Шарль. — Я только думаю, что критика официальной политики Федеративной республики слишком резка. Первый абзац, который начинается словами «Это факт…» — надо смягчить.

— Уи! — крикнул Насье и прибавил по-немецки: — Так нельзя, Лео.

Гайер почеркал что-то карандашом в черновике и сказал:

— Представитель Голландии камрад Сандерс.

— Меня в общем удовлетворяет текст резолюции, хотя в отношении преследования военных преступников можно было бы выразиться энергичнее. Я бы сформулировал это место так: «Комитет решительно протестует против всех попыток отпустить грехи кровавым нацистским убийцам». — Лицо Сандерса опять потемнело, он схватил лежавший на дне пепельницы остаток сигары, щелкнул маленькой серебряной зажигалкой. — С критикой оборонительной программы правительства Федеративной республики я тоже не совсем согласен…

— Оборонительной программы? — глухо спросил Урбанек. — Не хочешь ли ты, Ханс, убедить нас, что на Федеративную республику кто-то собирается нападать?

Гайер обвел чертой какие-то слова на своем листке и невозмутимо сказал:

— Представитель Франции камрад Насье.

Насье преобразился. От его былой гасконской живости не осталось и следа. Крупное желтоватое лицо, кисти рук словно застыли. Он заговорил медленно и отчетливо, и Шарль вслед за ним стал переводить:

— Наши резолюции лишь тогда чего-нибудь стоят, когда они появляются на страницах большой прессы. Я хочу сказать, что мы только в том случае достигнем цели, если наш документ прочтут миллионы людей, а не десяток бывших хефтлингов, активистов нашей организации, как случалось прежде, после чего резолюция обычно подшивалась к делу и всеми забывалась. Следовательно, мы должны найти такие формулировки, подобрать такие термины, которые не испугали бы редакторов массовых газет…

— А я заявляю, что многие формулировки слишком общи. Я могу процитировать слова из выступления министра по делам перемещенных лиц, то есть члена правительства Федеративной республики, который, по существу, требовал отторжения бывшей Судетской области от Чехословакии, — вскричал Урбанек, подняв брови.

— Замечание камрада Урбанека ни в малейшей степени не опровергает моего утверждения, — быстро произнес Шарль, переводя Насье. — Одно из двух. Или — или. Или мы примем предложенный проект и даже ужесточим его, как требует Вальтер, но тогда нашу резолюцию придется подшить к делу. Или будем сообща терпеливо искать…

— Камрад Насье, сформулируй свое предложение, — сказал Гайер.

— Я предлагаю выразиться так, — вслед за Насье, продолжавшем говорить по-французски, сказал Шарль и выжидающе уставился на Насье. — Это факт, заявляет французский делегат, а не я, — добавил Шарль от себя, — это факт, что, исходя из высказываний определенных влиятельных лиц в Федеративной Республике Германии, в этой стране популяризируются лишь те теории и положения, которые, помимо оправдания виновников второй мировой войны, могут только способствовать росту нежелательных настроений… Такова формулировка камрада Насье, я ни при чем, — добавил опять от себя Шарль со слабой улыбкой.

В комнате воцарилось тягостное молчание.

В сентябре 1958 года новоиспеченный доктор математических наук Константин Николаевич Покатилов был приглашен в райвоенкомат по месту жительства. Начальник третьей части, немолодой подполковник с эмблемами танкиста, положил перед ним какую-то бумагу.

— Прочтите, — сказал он. Покатилов увидел, как, должно быть, непроизвольно дернулись мускулы на одной половине лица подполковника, в то время как другая половина, в глянцево-бледных латках пересаженной кожи (вероятно, горел в танке), оставалась неподвижной.