Борис Рощин - Открытая дверь

— Валентин Сергеевич, не слыхал часом, кого к нам сюда подселить намечают? — спрашивал я председателя домового комитета.

— Кого надо, того и подселят, вас не спросят, — недружелюбно отвечал Валентин Сергеевич, всем своим видом давая понять, что подобные вопросы просто так вот, на ходу, не задаются.

Однажды по глазам Валентина Сергеевича я определил, что он кое-что знает о будущих наших соседях и не прочь поделиться новостью со мной, если попросить его соответствующим образом.

— Валентин Сергеевич, заходи, — пригласил я председателя домового комитета, — у нас с Марией Филимоновной юбилей свадьбы. Посиди за компанию.

За столом Валентин Сергеевич огорошил нас новостью:

— Все, кончилась ваша спокойная жизнь. Веселого мужика вам в соседи поселяем. Степку Африкантова, на «Литейщике» заливщиком работает.

— Пьет?

— Нет, выливает! — гоготнул Валентин Сергеевич.

— Катерина Африкантова, что на трикотажной фабрике работает, не родственница ему? — спросила Мария Филимоновна.

— Жена.

— Батюшки, так она же на сносях! Она мужу моей сестры родственницей доводится.

— Дядя Валя, а у них собаки нет? — подал голос Лешка.

— Есть собака! — радостно хлопнул себя по ляжке Валентин Сергеевич. — Овчарка здоровенная, натурально волк с виду.

— Катерина-то его, я слышала, никак родить не может, все выкидыши? — спросила Мария Филимоновна.

— Насчет бабы его ничего сказать не могу, не знаю. А со Степкой скучать не будете, — заверил Валентин Сергеевич. — Песни любит реветь под гармошку. Я этого Степку с малых лет знаю, после войны на Заречной в одном бараке жили. Он и сейчас там живет…

После ухода гостя мы с Марией Филимоновной долго еще обсуждали новость, тревожились. Как-то уживемся с новыми соседями? Правда, Валентин Сергеевич успокоил нас, сказав, что характер у Степы Африкантова спокойный, добродушный, и мужик он работящий, но… И только Лешка сиял довольной улыбкой и не мучился сомнениями, ведь рядом скоро поселится настоящая овчарка! По глазам внука я догадывался, что овчарка — заветная и давешняя его мечта.

Познакомиться, вернее — увидеть будущего соседа Степу мне довелось еще до того, как он перебрался в квартиру умерших стариков.

Вечером мне позвонил Петр и «обрадовал»: рыбалка наша завтрашняя не состоится. Общество «Знание» совместно с Обществом охраны памятников организует экскурсию по промышленным предприятиям города, ему как внештатному лектору Общества необходимо присутствовать.

— Слушай, Петя, а на «Литейщик» вы случайно не собираетесь? — неожиданно для самого себя спросил я.

— Будем и на «Литейщике».

— Мне к вам нельзя пристроиться?

— Пожалуйста, только зачем тебе? Вагранку решил посмотреть на старости лет? Понять не могу, какой дурак придумал и зачем эту экскурсию. Я по международному положению лекции читаю, а меня на литейный да на кирпичный завод ведут. Добро бы еще на мясокомбинат колбаску продегустировать.

— Надо мне, Петя, на «Литейщике» побывать. Потом объясню, что к чему. Куда подходить?

— Автобус завтра в три часа от горисполкома отходит с нашей братией. Туда и подходи.

Так уж получилось у меня: всю жизнь прожил в этом городе, а на заводе, мимо которого проходил сотни раз, не бывал. И вагранку, о которой упоминал Петр, никогда в жизни не видел.

Чугунолитейный цех, куда ввалились мы экскурсионной толпой вслед за председателем завкома, показался мне поначалу с дневного света слишком уж мрачным. Высокие запыленные окна, не мытые, наверное, со времен постройки цеха, бледно-серо светлели, выхватывая из мрака столы, за которыми работали формовщики, в основном женщины. Повсюду ровными рядами высились пирамиды металлических ящиков, набитых жирной, как чернозем, землей: в стороне гудела, я сразу догадался, вагранка — круглая плавильная печь. Возле нее деловито шнырял взад-вперед человек в грубой латаной робе и кепке, на козырьке которой приспособлены были защитные очки.

Никто в цехе не обратил на экскурсантов особого внимания. Несколько формовщиц мельком оглянулись на нас и вновь застучали молотками, засуетились возле столов. Неподалеку от гудящей вагранки сидели на скамье несколько человек тоже в грубых закоптелых робах и с защитными очками на кепках. Среди всеобщей деловой атмосферы цеха эта группа походила на компанию скучающих бездельников. Расслабленно вытянув ноги, они лениво покуривали, пересмеивались, рассматривали нашу экскурсионную толпу с достаточным интересом. Возле ног их стояли массивные ведра, похожие на подойники, с длинными, как у плугов, ручками. Я смекнул, что здоровенными этими подойниками, наверное, разливают расплавленный чугун, и догадался: передо мной сидят заливщики.

— Товарищи, вам повезло, — громко проговорил председатель завкома, стараясь перекрыть гул вагранки. — Вы попали к нам в цех на самую интересную операцию — заливку. Она начнется через несколько минут. Напомню вам, что этот цех выпускает бытовые изделия из чугуна: сковороды, утюги, колуны, колосники, и дверцы для плит, и многое другое. На протяжении ряда лет цех является передовым на предприятии. Многие трудоемкие операции, как, например, земельная формовка пищевых чугунов, у нас заменены прогрессивным кокильным литьем. Смонтирована поточная формовочная линия, ручная трамбовка заменена пневматической, механизирован процесс выколотки изделий из форм.

— Трепло! — громко и отчетливо раздалось со скамьи заливщиков.

Наш экскурсовод на секунду запнулся, но тут же взял себя в руки и, отодвигаясь от бригады заливщиков, продолжал, переходя на более общую тему:

— В цеху широко развернуто социалистическое соревнование в честь выборов в местные Советы. Бригаде стерженщиц этого цеха присвоено высокое звание бригады коммунистического труда.

— А заливщикам почему звания не присваиваете? — прогудел со скамьи все тот же отчетливо-насмешливый голос.

— Браку надо меньше гнать, — огрызнулся предзавкома, — и пить меньше. Особенно тебе, Африкантов.

И тут я увидел наконец будущего соседа своего Степу Африкантова. Со скамьи заливщиков поднялась приземистая, почти квадратная фигура и простонала, сдергивая с головы войлочный колпак:

— Братцы, это я-то пью! Это мы-то брак гоним!

Заливщики недовольно забормотали что-то, зашевелились.

— А ты видал меня на работе пьяным?! — заревел вдруг Степа, распаляясь и нимало не смущаясь нашим присутствием. — Десятый год обещаете в цехе газводу установить, а пьем вон ту теплую бурду! Сырые стержни на формовку даете, а брак нам навешиваете!

Степа говорил, обращаясь скорее к нам, экскурсантам, нежели к председателю завкома. Лицо его в цеховом полумраке было серым и ничем не примечательным: нос картошкой, бугристые бесцветные брови, широкий губастый рот.