Иосиф Герасимов - Ночные трамваи

Он сел и, не торопясь, снова вставил в мундштук сигарету. Еще какое-то мгновение держалась тишина, а потом сразу задвигали стульями, поднялись. Баулин тоже вскочил. Рядом главный врач поликлиники, худой, лысый, недоуменно моргал красными веками, начальник депо старательно одергивал китель, видимо, готовился первым шагнуть к столу, директор книжного магазина боязливо прятал руки за спину. Все это Баулин увидел сразу и беспокойно подумал: надо бы сообщить Лизе, предупредить, чтоб она не волновалась, но опять вспомнил посыльного: «Звонить не велено!»

Гололобов начал выкликать фамилии по алфавиту и Баулина вызвал третьим. Отыскал его глазами в задних рядах и кивнул. Баулин пробирался долго, и перед ним молча расступались, давая дорогу. Было неловко, что все смотрят, и он шел немного боком, выставив вперед острое плечо. Гололобов смотрел строго, как, бывало, смотрел в партизанском отряде, давая задание, и коротко бросил:

— Пырлица.

Баулин знал это село — оно было всего в двадцати километрах от райцентра. И потому, что он знал, как туда проехать, и однажды уже был в Пырлице с одним учителем-молдаванином, у которого жили там свои, облегченно вздохнул. Все-таки хоть немного, да знакомые места. Он расписался на бумаге, получил толстый лощеный пакет с сургучной нашлепкой и отпечатанную на стеклографе лекцию.

— Желаю успеха, — сказал капитан Ткач и протянул руку. В этом была особая торжественность. Баулин еще раз взглянул на Гололобова и опять наткнулся на строгий взгляд из-под очков, по-военному подтянулся и щелкнул каблуками.

— На выход, — кивнул Ткач. — Ждите машины…

Баулин спрятал пакет в боковой карман, рядом с партбилетом, и пошел из комнаты.

Дождь плескался у крыльца. Вдоль главной улицы выстроилась колонна грузовых автомашин с потухшими фарами. Мягко, по-кошачьи, урча моторами, они подходили к райкому. В кузовах мокли солдаты, согнувшись под плащ-палатками. У входа командовал один из военных, что сидел прежде за столом рядом с Гололобовым.

— Пырлица, — негромко позвал он.

Баулин подошел.

— Ваши машины, — сказал военный.

Грузовик не остановился, а только замедлил ход, дверца его открылась, и Баулин, легко вспрыгнув на подножку, влез в кабину, опустился на пружинное сиденье. Дверца захлопнулась. При тусклом свете приборов Баулин увидел, что в кабине, кроме шофера, сидит рядом с ним молоденький офицер.

Выехали из городка и зажгли фары. Их прямые лучи вдали сливались в один, и он пластался над дорогой, высвечивая мокрые колдобины и кучки улежалого серого гравия на обочинах. Машину встряхивало, ехать было неловко. Баулину хотелось курить, но ни офицер, ни шофер не закуривали, и он не решался достать портсигар.

Усевшись поудобней, он стал вспоминать, как ездил в Пырлицу недели две назад с учителем, у которого была неожиданная фамилия — Волк, хотя человек он был добродушный и веселый, преподавал, как и Баулин, математику и физику. Волк так звал проехаться, что отказать было попросту нельзя. Особенно запомнилось Баулину из той поездки, как сидели они во дворе хатки, под яблоней, и пили из потного графинчика холодное белое вино. Оно душисто пахло травами. И все вокруг: немного грустное густеющее небо, и подсолнухи в огороде, и недвижные деревья, — было спокойным и ласковым. Волк, наматывая на палец свои смоляные волосы, — такая была у него привычка, — говорил, что-де не понимает школьной программы, она, мол, стареет, и основательно.

— Даем ученикам механику Ньютона, а об Эйнштейне почти ни слова. Да они же у нас невеждами будут.

Баулин поддержал его, что надо бы, конечно, говорить и об Эйнштейне, но и забывать при этом не следует, что в философских трактовках тот следовал махистам. Он так и сказал: «Следовал махистам». Волк на это рассмеялся и ответил:

— Да нам-то с вами что? А то ведь ученики нашу школу кончат и понятия иметь не будут о квантовой механике. А она ведь мыслить заставляет. Вот что главное. Зубрежников выпускаем.

Баулин в душе соглашался с ним, хоть и не стал поддакивать. Он и сам в студенческих диспутах говорил об этом не раз. Теперь же он пообещал учителю, что организуют они вместе в школе кружок по физике и там дадут ученикам и Эйнштейна. Мысль была смелая, она нравилась Баулину, и он сидел за столом, довольный собой и всем этим вечером еще и потому, что соскучился по таким разговорам.

Сейчас, вспомнив это, он подумал, что в Пырлице, наверное, все должно обойтись без всяких происшествий. Взглянул на офицера, и ему захотелось заговорить с ним, встать на дружескую ногу, потому что им придется быть вместе ночь, но не знал, удобно ли сейчас начинать разговор.

Первым заговорил офицер. Он вынул из кармана смятую, пачку «Беломора» и сказал хриплым, по-мальчишески ломающимся голосом:

— Разрешите?

Баулин обрадовался, уловив в вопросе армейское почтение к старшим, закивал:

— Пожалуйста, пожалуйста, — и поспешно достал свой портсигар. У него был «Казбек». Прежде он тоже курил «Беломор», но когда его назначили директором школы, перешел на эти папиросы, хотя твердые коробки, в которых они продавались, были неудобны, а в портсигар папиросы не умещались, и мундштуки их приходилось подстригать ножницами. — Может быть, моих? — предложил Баулин.

Офицер помедлил, спрятал свою пачку и тонкими пальцами неумело вынул из-под резинки портсигара папиросу. Он чиркнул спичкой, и лицо его осветилось. Баулин увидел рыжие усики, удлиненный подбородок с ямочкой и зеленоватые узкие глаза на неестественно бледном лице.

— Погодка дрянь, — сказал офицер, прикуривая. — Июль, а сыплет с неба, как в ноябре.

Баулину почудилась в этих словах скрытая значительность, и он поспешно ответил:

— Ужасно дрянная погода.

Офицер неожиданно зевнул так, что стало слышно, как у него что-то хрустнуло.

— Эх-а! На рыбалку хочется… Вы не знаете, на Пруту хорош клев?

Баулин не был рыбаком, но однажды видел, как пограничники несли от реки на куканах много рыбы.

— Говорят, неплохой, — серьезно ответил он.

— А стерлядка ловится?

— Это уж я… — смутился Баулин.

— Обязательно ловится. Хорошая речка. Заводов нет, рыбаков мало. Ведь по пропускам… В армии служили?

— Воевал.

— Офицер?

Окончил Баулин службу рядовым, и в нем еще жило уважительное отношение к командирам. Но теперь ему не хотелось вновь почувствовать себя подчиненным. Все-таки он уполномоченный райкома.

— Рядовой, — ответил он и тут же добавил: — Но сейчас переаттестовывают. Военком говорил — старшего лейтенанта дадут.

— Сейчас дают. Не служат, а дают, — сказал офицер с ноткой завистливого пренебрежения.

Баулину это не понравилось. «А сам небось и пороху не нюхал», — нахмурился он и не стал продолжать разговор.