Вера Фелисова - Все мои братья

И вот наступило время действовать. Первым перешел шоссе политрук. За ним последовали курсанты Михаил Абдразяков, Виктор Перфильев, Николай Коротеев, Александр Ионкин и медсестра из группы «окруженцев» (имя ее, к сожалению, мне установить не удалось). Удачно перебрались на другую сторону дороги курсанты Анатолий Попов, Иван Пелих, Николай Лысенко, Федор Удин, Иван Снегур, Сергей Федорович, Михаил Салтыков. С последней группой в составе Валентина Горшкова, Михаила Давидовича, Николая Храмова, Александра Жеребченко, Николая Левицкого, Ивана Романова, Михаила Иванько, Владимира Батина и Виктора Щербакова пересек шоссе лейтенант Глеб Пархалин.

Курсант Владимир Пономарев со своим «максимом» должен был прикрывать роту огнем. Когда надобность в прикрытии отпала, он тоже двинулся вперед. Однако как ни маскировался Пономарев, проскочить незамеченным через дорогу ему не удалось. То ли по стуку колес пулеметного станка, то ли еще по каким признакам, но противник обнаружил Пономарева. Осветительная ракета заставила курсанта залечь в кювете. Вдоль шоссе пролегли огненные трассы пуль. К счастью, пулеметчик в этот момент был уже за дорогой и вместе с товарищами тащил увязавший в рыхлой земле «максим».

Утром третья рота во главе с лейтенантом Глебом Пархалиным и политруком Иваном Ушаковым прибыла в батальон.

Это была большая радость для всех командиров и курсантов. Репутация батальона как отличного боевого подразделения была еще раз подтверждена. Мы так тревожились за судьбы наших товарищей, попавших во вражеское окружение! Теперь эти тревоги были позади.

Радость по поводу возвращения третьей роты помогла мне справиться с потрясением, которое я незадолго до того пережила. Примерно за час до прихода наших ребят наш новый начальник штаба старший лейтенант Акуленко приказал мне перевязать пленного гитлеровца, раненного в плечо. Осторожно сняв с него мундир и обнаружив сильно кровоточившую рану, я обработала и перевязала ее. Курсант Коровин, сопровождавший пленного, попросил меня осмотреть его ногу. Оказывается, гитлеровец сильно хромал. Взглянув на его сапоги, я увидела, что один из них продырявлен. Это были явно пулевые отверстия. Сквозь них сочилась кровь. Чтобы снять сапог, необходимо было его распороть. Достав из санитарной сумки нож, я разрезала им голенище. Потом, осматривая раны, я положила финку на пенек. В этот миг послышался звучный удар, и пленный упал, выронив на землю мой нож. Я отскочила в сторону и в недоумении уставилась на Коровина.

— Ну, Вера, повезло тебе, — сказал он. — Еще секунда, и этот гад прикончил бы тебя.

А произошло вот что. Когда я наклонилась над раненой ногой гитлеровца, он схватил мой нож и уже занес его надо мной. Спасло меня молниеносное вмешательство Коровина.

Сгоряча я прекратила было перевязку пленного. Но Акуленко приказал мне довести ее до конца. Гитлеровец глядел зверем. Он все порывался ударить меня здоровой рукой, но курсанты крепко держали его.

В начале октября 1941 года Военный совет 8-й армии издал приказ, в котором говорилось: «Батальон ВПУ НКВД вывести из боев, курсантов направить в штаб армии для производства выпуска. Весь личный состав батальона представить к награждению орденами и медалями».

Мы стояли в то время в густом лесу.

Помню, как командиры и политруки рот, сидя на пеньках, в срочном порядке писали характеристики на курсантов. Все они выдержали с честью экзамен боем. Каждый внес свой личный вклад в общее дело. А сказать об этом надлежало скупо и коротко. Боевая характеристика одновременно была и аттестацией на присвоение воинского звания.

Днем 3 октября командир и комиссар провели последнее общее собрание батальона. На собрании были подведены итоги тяжелых боев. Добрым словом помянули выступающие своих друзей по оружию, павших в сражении за город Ленина, за приближение радостного дня Победы над врагом.

Затем была прочитана телеграмма, полученная из Ленинграда.

«Сердечно приветствуем и поздравляем, — говорилось в телеграмме, — героических защитников города Ленина — курсантов, командиров, политработников — с блестящими сокрушительными ударами, нанесенными подлым германским фашистам!

Своей самоотверженностью и беззаветностью в борьбе вы доказали, что являетесь достойным пополнением рядов политработников, могущих высоко держать и с честью защищать славное знамя партии Ленина.

Гордясь вашим мужеством и непоколебимостью, бесстрашием и стойкостью, желаем вам, посланцам партии в Красной Армии, дальнейших успехов в боях против наглых гитлеровских мерзавцев.

Вперед, к новым победам! Вперед, за Родину!

Командование фронта».

— Спасибо за службу, товарищи курсанты! — говорил на собрании комиссар батальона Образцов. — Сегодня мы расстаемся с вами. Завтра вы уже сами будете командовать подразделениями. Воспитывайте своих будущих подчиненных в духе высокой преданности партии и Родине. Растите из своих бойцов таких же храбрецов и героев, какими являетесь сами. Не ради красного словца сказал я это. Своими подвигами в боях вы заслужили право называться героями…

Комиссар был взволнован. Он помолчал, окинул повлажневшим взглядом курсантский строй.

— Храните славные традиции нашего шоринского батальона. Будьте верны им. До свидания. Помните: мы всегда гордились и гордимся вами. Еще раз говорю вам спасибо и кланяюсь низко…

Он трижды низко поклонился.

Со всех сторон зазвучали взволнованные голоса:

— Вам спасибо!..

— Будем помнить вас!..

— Никогда не забудем училища!..

— Не забудем первых боев!..

Комбат, комиссар, все командиры и политработники (а их к тому времени было у нас немного) без слов, по-мужски крепко обнялись и расцеловались с каждым курсантом. Прощание щемило душу. Доведется ли снова встретиться? Все понимали, что предстоят еще долгие и опасные бои, что путь к Победе потребует новых жертв.

Ребята пожимали мне руки, дружески меня обнимали. Они говорили что-то ласковое, нежное. После суровых боев, ожесточавших сердца, я впервые видела их такими. И конечно же, я расчувствовалась до слез.

— Помни, сестричка!.. Не забывай, сестричка! — говорили мне командиры и курсанты. А я только всхлипывала и ничего не в силах была сказать. И я думала, глядя на них сквозь слезы: «Сколько же у меня братьев!..»

Самой большой мечтой, о которой все говорили в тот день, было — встретиться после войны!..

В штаб армии, где оформлялось присвоение воинских званий и где наши товарищи должны были получить направления на фронт, ушли семьдесят два курсанта. Семьдесят два человека — это было все, что осталось от четырех полнокровных рот батальона. Многие курсанты лежали в госпиталях. Среди уцелевших не было ни одного человека, который не был бы мечен пулей или осколком.