Евгения Сергиенко - Штрафной батальон

— Ой, кто это тут? — спросила Никитична, включая на кухне свет. — Ты, Нинушка? А я, кажись, забыла погасить свою конфорку. Вот и поднялась. Потому свекровь твоя, полуночница, нарочно не погасит, чтобы было чем укорять. Скажет, Воробьевы такие-сякие, не экономят газ. А ты чего же здесь примостилась? ' Прогнали тебя никак?

— Нет, я сама ушла, — ответила Нина хрипловато, заспанно, потирая ладонью розовую, намятую щеку. — Сколько же времени?

— Не поглядела я… Чего же к своей родной мамке не побежала? Да и то верно, нечего ее ночью колготить. Погоди, я тебе сейчас платок принесу. Срамотища! Девку выгнали, и хоть бы что!

Никитична быстренько зашаркала к себе, бормоча и вздыхая, принесла пуховой полушалок, а заодно и подушку. Нашла что и на сундуке в прихожей помягче подмостить.

— Надо же тебе, девка, как-то доспать. Утром ведь на работу. Взяла бы я тебя в свою комнату, в свою кровать положила бы, так Курносиха, боюсь, загрызет. Скажет, встревают Воробьевы в чужие семейные дела. Опять скандал. А сундук ваш же, курносовский, и ты сноха курносовская, а прихожая общая. Вот никто и не виноват.

Нина, не переставая улыбаться, смежила веки, спеша досмотреть сладкий сон, и будто бы в уже начавшемся сне до нее доносилась бабкина ласковая воркотня:

— Упреждала я тебя, девка, говорила тебе, гусь свинье не товарищ, — нашептывала Никитична, укрывая Нину.

Ничего подобного Нина никогда от нее не слыхала и, улыбаясь, спросила:

— А кто же свинья, а кто гусь?

— Известно кто, — сказала бабка. — Сама не маленькая, соображай да понимай. Видать, сильно ты свекрухе не угодила, звать тебя не идет и не боится, что соседи осудят. Ну, ночуй уж тут до утра. Бог с тобой!

Утром Калерия Ивановна злым шепотом жаловалась мужу:

— Во всем виновата Нинка. Это она, гулена, потащила Виктора вчера на бульвар. Сидели бы дома, не встретили бы Лагина и жили бы все спокойно, как поживали до сих пор. А теперь все пойдет кувырком, каждый день надо бояться, что Витька придет пьяным. Да и как ему не запить, когда нет у него друга сердечного, тайну свою горькую он должен скрывать от жены? Она не поймет его, не поддержит, а еще и осудит, потому что не любит Витю, даже из жалости ласкового словечка никогда не скажет, Витенькой никогда не назовет. Посторонний она ему человек, а не жена!

Не смея высказать всего этого невестке и не умея преодолеть злобу, бушующую в груди, Калерия Ивановна поругалась на кухне с Авророй Алексеевной, потом с Никитичной и распаленная влетела в комнату.

— Опозорить нас решила? — закричала она на Нину, не прикрывая дверь в коридор. — Что это за новые фокусы — ночевать в прихожей соседям на смех?

Николай Демьянович бросил бриться, затворил двери и в коридор и в спальню и тогда только свирепым шепотом сказал:

— Ты, наседочка, как была смолоду умом не богата, так и к старости не помудрела. Нашла из-за чего на Нину орать! Подумаешь, почестей не оказала она нашему заблеванному сыночку. Экое сокровище досталось ей в мужья. А ты не догадываешься, с чего это Витька вчера надрался? То-то и оно. И не вали, курица безмозглая, с больной головы на здоровую. Винить некого, кроме себя самой. Ну, уйдет Нина совсем, Витьке будет лучше? Он же любит ее без памяти, вот ты, мать, к ней подлаживайся: мила не мила — люби.

Вразумления Николая Демьяновича подействовали. Мгновенно перестроившись, Калерия Ивановна принесла из кухни кофейник, постучала ноготком в дверь спальни и как ни в чем не бывало кротко спросила:

— Дети, вы готовы? Я наливаю, идите, а то кофе остынет. Ниночка, тебе сегодня после обеда или к десяти?

— Наливайте, мы идем, — ответила Нина, предпочитая худой мир доброй ссоре. — Мне сегодня с утра.

Прощения у жены Виктор просил на коленях и со слезами. Но ничего, кроме безразличия и брезгливости, Нина не почувствовала. Впервые разве он стоит на коленях? Она переодевалась за дверцей шифоньера и обнаженной спиной ощущала виноватый и несчастный взгляд мужа, он видел ее полуодетой, без платья, было совестно, будто смотрит на нее посторонний человек. И как-то вдруг возникло решение, окончательное, бесповоротное и безболезненное: она уйдет от мужа, уйдет без скандала, без ссоры. Уедет в июне в отпуск, а из отпуска вернется к маме домой. И снова станет Ниной Антиповой, ничем не связанной с семейством Курносовых. Прошло то время, когда надеялась, что жизнь их с Виктором устроится как-то сама собой, разрешит Николай Демьянович сделать ход из спальни, станут жить молодые Курносовы отдельно.

Но сейчас поняла: дело не в собственной двери, не в том, чтобы выломать из капитальной стены кучу кирпичей. И не в Викторе дело, а в ней, в Нине. Она не любит его. Не смогла за три года полюбить, и не следовало ей выходить замуж за Виктора Курносова, и вообще ни за кого не следует выходить не любя.

Был бы ребенок, может быть, не задумывалась над этим «люблю не люблю», жила бы себе спокойно, радовалась бы сыночку, назвала бы его Андрюшей, читала бы ему вслух книжки про войну, рассказывала бы про хорошего, красивого, высокого и стройного дядю Андрея Митрохина, как учил он Андрюшину маму играть в волейбол, еще до войны. А когда началась война, дядя Андрей ушел на фронт добровольцем и на фронте, при форсировании Днепра, погиб…

«Ах, какая я уже старая! — подумала Нина. — Уже и детям своим, если бы они у меня были, могла бы рассказывать про войну…» — и ей на мгновенье, как случалось раньше, стало жаль и Витю и себя. Хотела сказать ему что-нибудь доброе, утешительное, прощающее, но к чему говорить ненужные, пустые слова! Не долго ей уже быть женой Виктора. Все ниточки-паутинки, державшие их, порвались.

Ссорились молодые Курносовы не часто и не громко. Нина не выносила скандалов, но два или три раза за годы супружества собирала свои вещи и уходила к родителям. Жалкий, растерянный, несчастный Виктор бегал к ней чаще, чем в пору жениховства, упрашивал, умолял и приводил жену обратно домой. Антиповы, мать и отец Нины, дочь свою не одобряли: «Или живи с мужем ладно, или разводись». Нина и хотела уйти совсем, но как-то не получалось. По ее понятию, разрыв обязан получиться сам собой. Мечтала, когда выходила замуж, всех сделать счастливыми, а выходит на деле разбитая жизнь?

Сейчас Нину уже не пугала разбитая жизнь. Рано ли, поздно ли, а ломать ей судьбу придется. Не совершится все само собой. Она с радостью поедет на курорт или куда угодно, лишь бы пожить без Курносовых, побыть свободной, ни к кому не привязанной. Как это, наверное, легко и радостно — гулять утром по берегу теплого синего моря и думать о чем-нибудь приятном. Она будет думать о Лагине, о необыкновенном знакомстве с ним. Шла по бульвару и вдруг встретила человека, которого хотела увидеть. Увидела, поговорила с ним, и оказалось, что он необходим ей и дорог. Как же она сможет уехать в отпуск? Нет, надо сначала дождаться встречи с ним.