Евгения Сергиенко - Штрафной батальон

Курносовы уже повернули к улице на выходе с бульвара, как вдруг Нина строптиво и резко выдернула свою руку из сильной ладони свекра и побежала назад.

— Не ходи за мной! — сказала она Виктору. — Я дам Лагину телефон одного очень опытного хирурга. Идите, не ждите меня. Я скоро вернусь!

— Нина, подожди, мы вместе! — просил Виктор, пробежав несколько шагов за женой.

— Иди к папе и маме! — ответила она строго, подойдя к нему. — Мне уже и шагу нельзя ступить без тебя? И вообще, что вы все против него имеете? Да, против Лагина!

И они втроем, сын и родители, стояли и ждали и видели, как Нина подошла к Лагину, села и заговорила, и он тоже что-то горячо отвечал. Было неловко вот так стоять и ждать и смотреть, будто подсматривать в щелку. Выходка Нины словно раздела Курносовых посреди улицы.

— Черт знает что! — пробурчал отец, нервничая, но не уходил, не отрывал глаз от той скамейки, а мать, наверное, как Виктор, страдала. Ей очень хотелось видеть выражение Нининого лица.

— Витя, ну пойди к ним, ты обязан, ты муж, — посылала мать.

Он пошел и придумывал, что такое сказать бы веселенькое и обидное для них обоих, для Нины и Шурки? Но они, заметив приближение Виктора, поднялись, попрощались за руку, и Нина повернула к своим.

— Что ты пообещала ему? — спросил насмешливо Виктор.

— Когда Лагин ляжет в госпиталь, я буду его навещать. У него нет в Москве никого близких.

— Какая ты добрая. Просто волшебница!

— Помолчи. Ты злишься на Шуру, потому что боишься его.

— Я боюсь? С чего ты взяла?

— Да, да, боишься. И Калерия Ивановна тоже испугалась. Ей известно что-то такое, чего не знаю я. Скажи мне, Витя, что произошло между тобой и Лагиным? Я ведь твоя жена, мне ты должен сказать.

— Ничего не происходило, — хмуро ответил Виктор.

— Я так и предполагала. Если спрошу, ты соврешь.

Мать и отец, не слыша разговора, испытующе глядели на них.

— Витя, Нина, ну побыстрей! — окликнула мать с веселеньким раздраженьицем — будто сердится и будто нет, а когда подошли, хватило ума у мамули не задавать вопросов. — Витя, тебе не идет ревновать, — пошутила она. — Нос у тебя от ревности делается картошкой, а щеки пузырями. Вот женщина, если ее ревнуют, становится красивей. Правда, папочка?

— Истинный бог, моя курочка. Я же тебя всю жизнь ревновал.

Виктор в тот вечер напился. Вышел из дому купить папирос и пропал. Вернулся к полуночи, свалился в подъезде, и отец втащил его по лестнице за шиворот, как щенка.

— Па-а-па-а, я же воевал! Я никого не боюсь, па-па. Я адъ-ю-та-ант генерала Травкина… — лепетал пьяный Виктор, брошенный отцом на курносовский сундук в прихожей. И зарыдал: — Я очень, очень несчастный! Па-па, я живой лежу в сундуке…

— Заткнись, щенок! — зашипел Николай Демьянович и быстренько прикрыл ладонью рот сына. — Молчи, дурак! — И потащил свое чадо в комнату, и там уже, надавав ему пощечин, сказал: — Умел гадить, умей и нюхать свою вонь!

— Коля, опомнись, что ты говоришь! — вскинулась Калерия Ивановна, замахала руками на мужа, показывая на спальню. — Тише, тише вы! Нина еще не спит!

Нина вышла на шум, она слыхала слова свекрови и хотела спросить, что же здесь говорилось не для ее ушей? Это из-за встречи с Лагиным напился Виктор до полусмерти, и матери с отцом известно то, что не известно ей, жене?

— Полюбуйся, до какого безобразия наклюкался твой муженек! — укорила свекровь и гневно обвинила: — Ты без всякого внимания относишься к нему. Он с горя пьет!

— Я не виновата, и вы это отлично знаете сами.

— А кто же? — Калерия Ивановна подбоченилась, приготовившись к скандалу. Ее большой отвисший подбородок затрясся от негодования, и она, выпятив грудь, наступала на невестку, грозно спрашивая: — Выходит, виноваты мы с отцом?

— Не знаю кто. Но вам-то, думаю, известно многое.

— Замолчи, мать! — прикрикнул Николай Демьянович, не желая, чтобы продолжался этот неприятный и даже опасный разговор. Он поднял Виктора с пола, свалил в кресло: — Помоги-ка лучше раздеть нашего говнюка.

— Почему это я? — вопросила Калерия Ивановна с изумлением и ткнула пальцем на Нину: — Пусть она. Она обязана. У нашего сына есть жена. Слышишь? Займись же наконец мужем, принцесса. Что смотришь? Муж он тебе или не муж?

Чужая всем троим, Нина молча вышла в коридор, побрела на кухню и, не включая света, села ощупью на табурет у митрохинского стола. Ей невыносимо захотелось прямо так в тапочках на босу ногу, в халатике, накинутом на ночную рубашку, убежать отсюда к матери домой. Совсем! И ушла бы сию минуту, да ведь мать непременно посмеется: «Ага, явилась? Надоело пьяницу исправлять?»

В кухне было прохладно и мрачно. Окно виднелось серым прямоугольником, перечеркнутым рамой. Открытая форточка стукала и жалобно скрипела. Частые капли дождя кидались порывами на стекло. Верхушка тополя, раскачиваясь, то заслоняла, то открывала слабый свет фонаря во дворе.

Нина склонилась на стол, на неровные, выскобленные ножом доски, и заплакала. Слезы потекли по щекам. Зачем выходила замуж? Боялась остаться в старых девах? Хотела семейного счастья, а где же оно? Но грустные мысли тут же улетучились, не успев нагнать тоску. Слезы высохли, ощущение теплоты и радости переполняло сердце. Нашелся Саша Лагин! Предчувствие не обмануло ее. Он должен был когда-нибудь объявиться.

— Вы живы, Саша! Ох как я рада вас видеть, и представить вы себе не можете, — говорила она ему, торопясь, зная, что им помешают и не успеет она у него обо всем расспросить. — Я очень часто вспоминала вас. Мне так хотелось понять, что же такое тогда в ту ночь произошло? Почему вас увел патруль? Но ведь вы сами искали встречи с ним, хотели, чтобы задержали вас?

— Все-все расскажу вам, Нина. За этим я и пришел сюда и приходил раньше несколько раз. Надеялся когда-нибудь увидеть вас, поговорить с вами. — Он робко взял ее за руку, но тут же отпустил: — Ваша свекровь очень внимательно наблюдает за нами.

— Пусть, я не боюсь. Скажите же мне, Саша, что было между вами и Виктором? Я заметила, что он и родители не довольны встречей с вами, испугались как будто вас.

— Не сейчас, Нина, потом. Вам надо идти. Лучше скажите, где мы увидимся.

— В госпитале. Имею я право настаивать?

— Да, имеете. Я тоже всегда вспоминал о вас и считал, что обязан вам все объяснить. Вы одна не хотели верить в мою виновность. Но вон ваш муж идет. Прощайте, Нина.

— Мы скоро встретимся?

— Я позвоню вам завтра!

Вспоминая весь быстрый, сбивчивый разговор с Лагиным и его самого, его счастливый взгляд, прислушиваясь мысленно к каждому слову, Нина забыла ссору со свекровью, пьяного нелюбимого мужа и, положив голову на голые руки, сладко уснула. Снился ей Лагин, похожий на Андрюшу Митрохина, только взрослей и серьезней, чем Андрюша. «Я не погиб под городом Лоевом, — говорил Лагин, стоя перед ней без шапки, в распахнутой шинели. — Я ожидал тебя на бульваре все эти долгие годы».