Виктор Тельпугов - Полынь на снегу [Авторский сборник]

— Остальное вы видели, — сказал обкомовец. — Впрочем, нет, не все. Если б было время, вам бы хорошо на курсах еще побывать!

— На каких курсах?! — удивился Сергей.

— На его, кузнеца Василия. Он весь день у огня в своем кресле сидит, а вечером его везут в райцентр — он там кузнечное дело преподает, кадры готовит. Жаль вот, мужиков в районе мало осталось.

— Кому же преподает? — спросил Слободкин.

— А вот им и таким, как они, — обкомовец показал Сергею куда-то вдаль.

Вглядевшись, Слободкин увидел: им навстречу по проселку шел трактор. Трактор как трактор, ничего на первый взгляд удивительного. Только когда они поравнялись и снизили скорость, чтобы разминуться, Сергей понял, что имел в виду попутчик: за рулем «Харьковчанина» было два человека. Каждому на вид лет по четырнадцать-пятнадцать, не больше. Один сидел на положенном для тракториста месте, другой примостился у него за спиной и тоже положил руку на баранку.

— Так вот и пашут в четыре руки, — сказал обкомовец, перехватив взгляд Сергея, — одному не под силу такую махину ворочать. Остановимся?

— Конечно! — воскликнул Слободкин и первый выпрыгнул из машины.

Спешились и трактористы. Поздоровались. Ребята пожали протянутую Сергеем руку по-взрослому, с чувством собственного достоинства, а когда узнали, что он из «центра», и совсем посерьезнели. На все вопросы Слободкина отвечали деловито и кратко.

— Давно за рулем? — спросил Сергей.

— Уже два месяца, — последовал ответ.

— Как дела идут? Как пашется? Трактор не барахлит?

— Порядок!

— В комсомоле состоим?

— С осени.

Слободкин достал кисет с махоркой. Узнав, что кисет фронтовой да еще дареный, ребята поглядели на Сергея с завистью и закурили с удовольствием, хотя после первой же затяжки оба удушливо, до слез, закашлялись, выдав тем самым свою полную непричастность к племени курильщиков.

Чтобы хоть как-то скрыть смущение, ребята засуетились, снова заняли свои места на тракторе и только тут обнаружили, что двигатель заглох.

— Что будем делать? — спросил Слободкин, который в парашютной роте освоил несметное количество всякой «техники».

— Починять, — ответили трактористы и спрыгнули на землю.

Одна за другой упали в придорожную грязь две недокуренные цигарки.

Обкомовец нагнулся к самому уху Сергея и сказал:

— Самое главное — не мешать им сейчас. Поверьте моему слову. Поехали!

Слободкин, хоть и был здесь старшим, подчинился. «Газик» тронулся. Через несколько минут, обернувшись, Сергей увидел синий дымок над трактором.

— Починили! — воскликнул Слободкин. — Вот это публика!

— Спрашиваете! Я вам что говорил?

— Да ведь мальчишки совсем! А трактор штука капризная, сложная.

— Расскажите в Москве про них, — сказал обкомовец. — И помогите им, если можно, — добавил, подумав.

— Помочь? — удивился Слободкин. — Чем же?

— Вам с горы видней. Литературу пусть подошлют, что ли, руководства какие-нибудь.

— А разве не присылают?

— Присылают! — Парень ухмыльнулся. — Я бы за такую «литературу» кое-кому… К посевной из центра плакаты пришли. Знаете, что в них сказано? «Навозная жижа — ценное удобрение»! Сильны? И рисунки соответствующие. В красках!

Сергей возмутился:

— Кто такие плакаты выпустил?

— Не знаю. Будем в обкоме, я вам покажу. Смех! Они думают, в деревне лопухи сидят, не знают, что Волга впадает в Каспийское море. А вот о молодых механизаторах, например, заботы никакой. Это я уже наш главный комсомольский штаб критикую, чувствуете?

— Смекаю, — ответил Сергей, почему-то покраснел и вынул из кармана блокнот.

Обкомовец, который поначалу стеснялся, стал сыпать претензии «области» одну за другой.

— С механизаторами ясно? — спрашивал он Слободкина. И не дожидаясь ответа: — Запишите об инструкции по сборке лекарственных трав. И о мелкокалиберных винтовках не забудьте — обещали сто раз! Снайперов с нас спрашиваете, а стрелять из чего? Из «навозной жижи»? Соревноваться нам посоветовали по реставрации запасных частей? Прекрасно! Соревнуемся. Привели в полный боевой уже много «звездочек», шестеренок, цепей Галля. Но рук не хватает, а главное — умения, знаний и инструмента. Специалисты вами обещаны? Обещаны. Ждем их, учтите. Трудно без них. Хоть «караул» кричи. У нас в области колхозов знаете сколько? И в каждом свои нужды.

— А вы деревню Сухортово знаете? — неожиданно перебил обкомовца Слободкин.

— Сухортовку? Первый раз слышу.

— Не Сухортовка, а Сухортово, — поправил обкомовца все это время молчавший шофер, человек пожилой и мрачный. — Су-хор-то-во! Была такая в Пустошинском районе.

— Что значит была? Я сам жил там когда-то! — воскликнул Сергей.

— Когда? — спросил шофер.

— Давно… Лет пятнадцать назад.

— То-то и оно! Сгорела. Немец спалил дотла. До последнего дома…

Всю обратную дорогу в Москву Слободкин не мог сомкнуть глаз — все ему казалось, где-то за окном вот-вот мелькнет, хоть на самом горизонте, крохотная кособокая церковка маленькой русской деревни на берегу Волги. Не хотел он верить в то, что Сухортова нет больше на свете.

Не мог он долго уснуть и в ночь после возвращения из первой в своей жизни командировки. Добравшись с вокзала до общежития, уставший до чертиков, сразу лег. Кругом при включенном свете уже похрапывали в разных углах ребята, пришедшие с работы. Сергей полежал несколько минут не двигаясь, потом просунул руку под подушку, чтобы принять позу поудобнее, нащупал там ученическую тетрадку, которую в числе других немногих вещей принес сюда из дома. Повертел тетрадку в руках, попытался вспомнить, от какого класса могла остаться — не начатая, с чуть вылинявшей голубой обложкой. Не вспомнив, отложил, потом снова принялся разглядывать с такой пристальностью, словно хотел рассмотреть что-то невидимое простым глазом.

Сергей провел рукой по бумаге. Глянцевая, упругая, она от прикосновения пальцев чуть скрипнула в тишине, словно под остро отточенным грифелем. Запустив пятерню в ящик стоявшей рядом тумбочки, Слободкин извлек оттуда огрызок карандаша и скорее машинально, чем сознательно, вывел на первой страничке тетради неровными печатными буквами: «Дневник». Потом зачеркнул, но через несколько минут написал снова. Чуть ниже поставил дату: «13 мая 1943 года».

Карандаш побежал по бумаге…

«С того дня, как умерла мама, стало совсем одиноко мне на земле. Была от Зимовца протянута тонкая ниточка. Оборвалась. И свяжется ли теперь? Новые друзья? Со многими хорошими людьми повстречался в последнее время. Ломидзе, Лена, Вера Куцыбо, вообще вся „девчачья держава“… С такими не только Москву — всю планету можно пешком обойти. А Силуянов — летописец Великой Отечественной? А Валя Борц, одна из самых беззаветных ее героинь? А Фадеев, знаменитый писатель, потрясенный рассказом Вали о своих боевых товарищах — Кошевом, Тюленине, Шевцовой? А коллега по дебюту в прессе — Писарев? А ребята с „Мотора“? А Василий, безногий кузнец? А Савушкин? Если разобраться, парень на все сто. Неопытный просто».