Гурам Панджикидзе - Год активного солнца

Но нет, судьба воистину благоволит к Зурабу Гомартели.

Кто-то перегородил поток тяжелой доской и отвел его в сторону.

Леван Гзиришвили создал институт, вырастил целую плеяду ученых. Разве не оскорбим мы память большого ученого, отдав институт чужаку? Люди собственноручно возвели в горах огромную лабораторию, прогремевшую на весь мир. Да и как поставить во главе учреждения ученого (поймите меня правильно, я знаю Романа Кобахидзе как прекрасного специалиста, солидного и выдержанного человека), в глаза не видевшего ни лаборатории, ни института? Как на это отреагирует коллектив, не воспримет ли он эту акцию как неуважение к себе? Лично я считаю (повторяю еще раз, никаких чувств, кроме симпатии, я к Роману Кобахидзе не испытываю), что подобная реакция вполне справедлива, ибо такое решение вопроса будет означать неверие в силы сотрудников института.

Седовласый президент нетерпеливо постукивает о стол костяшками пальцев.

Чаши весов постепенно выравниваются, а затем незаметно склоняются на сторону Зураба Гомартели.

В таком деле торопиться не следует, вопрос достаточно серьезен, надо все хорошенько продумать, еще раз взвесить все «за» и «против». Ведь не горит же в конце-то концов!

На папках тщательно завязываются тесемки, все встают и гуськом покидают кабинет президента.

Президент снимает очки и энергично протирает их стекла платком.

Зураб Гомартели сидит за рулем молочно-белой «Волги», он торопится в лабораторию. Оставив позади хорошую дорогу, он сворачивает в ущелье, на серпантин. Машиной он управляет механически, многократно взвешивая, перебирая, оценивая свое минимальное преимущество. То оно кажется ему настолько незначительным, что во рту появляется привкус горечи, то, наоборот, его охватывает чувство радости и он невольно прибавляет скорость. Коллектив института и лично я, Нодар Геловани, держим его сторону и согласны работать под мудрым руководством Зураба Гомартели над дальнейшими исследованиями загадок микромира.

Что и говорить, мы бы могли занять недвусмысленную позицию, отвести кандидатуру Романа Кобахидзе и настоять на назначении Зураба Гомартели.

Но никто даже пальцем не шевельнет ради этого. Просто все (ну разве за исключением одного-двух сотрудников, которые и сами не прочь занять вакансию) согласны с кандидатурой Зураба Гомартели, и баста. Его назначение нисколько не заденет нашего самолюбия. Но мы даже пальца о палец не ударим в поддержку Зураба Гомартели, пусть решают сами.

Завтра Гомартели непременно должен быть в Тбилиси. Почему бы не повидать ребят сегодня? Нелишне пооткровенничать с ними, обласкать, психологически подготовить, приучить их к мысли о своем праве на директорство.

Временами он погружается в сладостные мечтания, щекочущие его тщеславие. Ведь Тбилисский институт физики элементарных частиц не какая-нибудь там рядовая исследовательская контора. Леван Гзиришвили создал ему мировое имя. Как-никак именно здесь впервые набрели на семейство мезонов. А чего стоит хотя бы сенсационная волна, захлестнувшая затем весь научный мир!

Мчится машина, и мысли быстро сменяют друг друга. В ущелье постепенно темнеет. Одиннадцать часов утра, но тучи так черны и тяжелы, что кажется, наступили сумерки.

Имя Зураба Гомартели мгновенно станет известно целой армии физиков, работающих в области элементарных частиц. Теперь он заявится в Дубну в совершенно ином качестве, совершенно иными глазами станут смотреть на него и в Серпухове, да и его выступления на разных там симпозиумах и конгрессах будут встречаться совершенно иначе. Да, теперь каждое слово Зураба Гомартели приобретет иной вес и иную цену — ведь за его спиной солидный институт и прогремевшая на весь мир лаборатория космических лучей.

Но куда подевались тяжелые японские часы, обременявшие Зурабово запястье? И где массивный перстень с печаткой а-ля Леван Гзиришвили?

А где модный костюм в полоску и фирменная рубашка?

И куда сгинули крупноглазые запонки, некогда весело сверкавшие на тщательно открахмаленных манжетах рубашки?

Теперь все это излишне, к чему привлекать внимание и возбуждать нежелательные эмоции?

Ущелье постепенно сужается. А вот и то место, где Зураб по обыкновению останавливает машину. Он выйдет из машины, осмотрит покрышки, затем довольным взглядом окинет Кавказский хребет, оставшиеся внизу и подернутые тонким прозрачным туманом селения.

Неужели он изменит традиции? Неужели не остановит машину?

Если остановит, значит, все в порядке, настроение в норме и сомнения отогнаны прочь.

Машина сбавила ход и медленно сползла с дороги.

Он бодро вышел из машины. Глаза его по-прежнему лучатся энергией. Если хорошенько присмотреться, лицо его светится радостью бытия. Он захлопнул дверцу машины, закурил и подошел к выступу скалы. Ого, никак он и курить начал? Что же, первый верный шаг уже сделан. Теперь его здоровым и незамутненным легким никотин нипочем. А вот солидности явно прибавит. Да нет, здесь я не прав — сигарета даст ему возможность обдумать вопрос и заполнить паузу в разговоре. Ведь давать ответ сразу ему вроде бы не пристало, зато после трех-четырех затяжек будет в самый раз. На четыре затяжки требуется время, так долго молчать как-то неловко. Но когда куришь, неловкость исчезает, да и движения делаются солидней и естественней. К тому же и ждущий ответа нервничает меньше.

Внизу в расщелине извивается река. Ее шум едва доносится. Удивительная тишина, не слышно даже птичьего голоса.

Зураб Гомартели потянулся, присел несколько раз и направился к машине.

Всё в полном порядке.

Его насквозь рационализированное сознание не упустило ни малейшей детали, все взвесило, определило, учло и расставило по своим местам. Он убежден: если не случится чего-то из ряда вон выходящего, до директорства — рукой подать. Приятная легкость разлилась по всему телу, а шаг сделался пружинистым и четким.

Ждать осталось совсем немного, ну, от силы неделю, не больше, и все окончательно утрясется. Завтра с утра пораньше надо вернуться в Тбилиси. Кто знает, может, вопрос решится уже послезавтра на заседании президиума. Главное теперь — вовремя добраться до лаборатории и дать почувствовать каждому, что между ним и директорским креслом не существует никаких преград.

Он затянулся напоследок, швырнул окурок в пропасть и сел в машину. Не успела дверца захлопнуться, как машина стронулась с места. Что и говорить, машиной он управляет мастерски.

Минутная передышка, легкая разрядка и чистый воздух ущелья придали ему бодрости. Он прибавил скорости и четко сформулировал цель — добраться до лаборатории за два часа.

Лишь одного не мог предусмотреть Зураб Гомартели — испытание ждало его тут же, в каких-нибудь пяти минутах езды.