Гурам Панджикидзе - Год активного солнца

Я медленно брел по улице и с нетерпением смотрел на часы, считая каждую минуту до нашей утренней встречи. Шесть-семь долгих часов казались мне бесконечными.

Я опять закуриваю.

— Ты слишком много куришь, Нодар.

— Ну и что из того? — злюсь я. — Я курю много из-за того что мне надоела моя бессмысленная жизнь.

Последние слова я кричу. Тяжелый ком застрял в горле, сердце бешено стучит. Мной овладевает отчаяние.

Отчего я нервничаю?

Вроде бы все кончилось хорошо. Но почему мне так грустно? Почему сердце булыжником подступает к горлу?

Эка сядет в двенадцатичасовой поезд, и на этом все кончится. Но ведь я сам этого хотел, ведь только за этим и привез я ее в Боржоми? Так чего же мне еще желать? Что происходит со мной? Что пугает меня? Наверное, моя беспомощность, ничтожество и страх перед жизнью…

— Зачем возвращаться к сказанному? Мы ведь обо всем уже договорились и спокойно расстанемся друг с другом! Чего тебе еще надо? Что тебя тревожит и бесит? Потерпи еще несколько часов. А если тебе невмоготу, я сейчас же оденусь и уйду.

— Выслушай меня ради всего святого, иначе я не знаю, что натворю! — ору я не своим голосом.

— Тише, прошу тебя. За стенкой все слышно!

— Так слушай меня внимательно, а то я сойду с ума. Ты должна понять меня, Эка, должна понять! Я слабый и чувствительный человек. Я не в состоянии жить так, как живут другие. Меня бесит и сводит с ума, что вокруг крутятся злые и завистливые люди. Я не выношу лжи и фальши, не выношу подхалимства и подсиживания, не выношу вероломства и убийства. Жизнь для меня лишь отчаяние и разочарование. А я сам, как живу я сам, почему я мирюсь с безобразием, царящим вокруг меня, почему я не борюсь с подонками и эгоистами, день и ночь твердящими высокие слова о гуманизме, человеколюбии, патриотизме? У меня нет никакого желания, чтобы и мой сын страдал, подобно мне.

— Осторожно, Нодар, у меня болят плечи!

Только теперь я замечаю, что, схватив Эку за плечи, изо всех сил трясу ее.

Я прихожу в себя и, выпустив Экины плечи, ничком валюсь на подушку. Холодный пот выступил у меня на лбу.

Молчание.

Эка, окаменев и затаив дыхание, смотрит на меня.

Я тяну руку за сигаретой.

— Больше курить тебе нельзя! Ты отравишься! — Эка силой вырывает у меня из рук пачку сигарет.

Я, не сопротивляясь, закрываю глаза.

И снова молчание.

Внезапно кровать затрещала — Эка встала. Я упорно не открываю глаз.

Время от времени до меня доносится шум проезжающих машин, голоса громко переговаривающихся женщин, детский визг. Все эти звуки наползают друг на друга, сталкиваются и комом застревают в моем затуманенном сознании.

По шороху я догадываюсь, что Эка одевается и выходит в ванную. Не знаю, сколько времени она пробыла там. Наверное, целую вечность. Но сухого шелеста воды я уже не слышу. Видно, она уже закрыла душ.

Стук двери. Эка уже в комнате.

Глаз я не открываю.

Нетрудно догадаться, что она укладывает в чемодан одежду.

— Уже девять часов! — спокойно произносит она.

Нет, это не Экин голос, кто-то другой произносит эти слова. Невозможно представить, чтобы этот колючий и холодный звук лился из Экиного горла. Куда только подевался ее мелодичный голос, дрожащий от любви и нежности?

— Уже девять часов! — повторяет Эка.

В ресторане мы садимся за столик в укромном уголке и терпеливо дожидаемся официанта. Кто его знает, когда он соизволит подойти к нам.

Молчание.

Словно два чужих человека случайно сошлись за трапезой. Нет, слово «чужой» не совсем точно выражает наше состояние. Ведь, в конце концов, оказаться за одним столом с чужим человеком, и притом с такой красивой девушкой, как Эка, не так уже и плохо, более того, приятно, ибо сулит смутную надежду.

Нет между нами и враждебности.

Просто между нами пролегла тяжелая, серая и влажная масса молчания, надрывающая наши сердца и перехватывающая дыхание.

Я гляжу куда-то вдаль, но ничего не различаю. Никогда не мог представить, что все завершится настолько пошло.

Слава богу, к нам направляется официантка с закуской на подносе. Я почувствовал огромное облегчение. Хотя бы что-то можно делать. Я суетливо разливаю вино, подвигаю поближе к Эке соль и перец. Все, что угодно, лишь бы не это идиотское оцепенение.

В ресторане малолюдно.

Справа от меня, через столик восседает счастливое семейство. Румяный упитанный папочка и такая же мамочка с сардельками-пальцами, унизанными кольцами, втолковывают своим вертлявым отпрыскам, что следует хорошо есть.

За двумя столиками подальше сидят одиноко и уныло ужинающие мужчины.

За столиком напротив, у широкой стеклянной стены, сидят переговариваясь вполголоса, двое юношей и две девушки.

Лишь за одним из столиков веселится галдящая компания. Все уже навеселе. Стоило нам войти в ресторан, как четыре пары осоловелых глаз нагло ощупали Эку с головы до ног и безразлично скользнули по мне. Я сделал вид, что не заметил этого, и не мешкая прошел с Экой к заранее облюбованному столику. Эка всегда привлекала к себе внимание. Я давно уже привык к этому и, признаться, даже бывал польщен в глубине души. Но теперь молчаливое восхищение и напряженное любопытство подвыпивших ребят взвинтило меня до предела. Впрочем, чему удивляться, наши отчужденные лица невольно обращали на себя внимание.

Эка явно выбрала неудобное место. Не успела она сесть, как ее взгляд встретился с мутными глазами кутил. Не долго думая, Эка встала и уселась к ним спиной. На счастье, ребята отвернулись от нас и продолжали свои тосты. Мои нервы были настолько напряжены, что я не преминул бы запустить в них стулом.

Я нехотя жую что-то. Эка к еде не притронулась.

— Поешь чего-нибудь. Успеешь наголодаться в поезде.

— Не хочу.

Аппетит у меня пропадает окончательно. Я кладу вилку на тарелку и смотрю на Эку.

— Может, у них есть кофе? — спрашивает Эка.

Я рукой делаю официантке знаки, чтобы она подошла к нам.

Кофе, конечно, не оказалось.

Официантка уходит. Я тупо смотрю ей вслед и лихорадочно думаю, что предпринять или сказать дальше. Есть уже не хочется, а молчание становится невыносимым.

Может, лучше встать и уйти?

Я судорожно шарю в карманах в поисках сигарет. Эка догадывается о моем желании и молча выкладывает из сумки пачку «Колхиды». Эта та самая пачка, которую она отобрала у меня в номере.

Желтый дым медленно вползает в мои легкие.

Уж лучше курить постылую сигарету, чем сидеть в идиотской позе.

— Уйдем отсюда! — просит Эка.

Она поняла, что ужинать я не собираюсь.

«Счет», — показываю я рукой официантке.

Приземистая, плотная женщина с изумлением окидывает взглядом наш стол, а потом смотрит на нас. Еще бы, все осталось нетронутым, даже вино, которое я с таким воодушевлением разлил по бокалам.