Гурам Панджикидзе - Год активного солнца

— Это можно сказать лишь об отдельных звездах. Они действительно рождаются, стареют и умирают, однако процесс их происхождения непрерывен. Может, мы выйдем отсюда?

Он спокойно отворил дверь.

— Прошу вас!

— Нет, нет, сначала вы, уважаемый Торнике.

— Прошу сначала вас. Я здесь хозяин.

Вечерняя прохлада тотчас же напомнила нам, что целый час мы дышали спертым воздухом.

— Понятие, называемое нами эволюцией вселенной, неверно, — вновь начал я.

— Но почему?

— Я думаю, что вселенная испытывает не эволюцию, а деградацию.

— Ваше соображение не оригинально. Многие ученые полагают, что вселенная потихоньку изнашивается и истребляется. И ни одна сила не в состоянии восстановить ее ткань.

Я закуриваю.

— Я имею в виду теорию тепловой смерти вселенной. Согласно второму закону термодинамики, материальный мир будет двигаться лишь в одном направлении. В результате возрастания энтропии энергия полностью исчерпается, и вселенная прекратит активную жизнь.

— И эта теория не нова.

— А я и не собирался предлагать вам новые теории. Я просто проверяю некоторые свои мысли.

— Да ведь и я просто так… размышляю… Существует теория, что необратимость вселенной не приведет материальную вселенную к тепловой смерти. К сожалению, современная наука не может сказать ничего определенного о том, что будет спустя миллиарды лет.

— Но хватит ли у человека возможностей до конца проникнуть во все тайны вселенной? Ведь это означало бы, что человек превзойдет природу, создавшую его! Неужели человек когда-нибудь создаст машину, превосходящую его по сложности? Ну, хотя бы такую, которая будет обладать чувством юмора, способностью любить и ненавидеть, радоваться и грустить.

— Я верю в человека. Посудите сами, даже в нашей короткой беседе мы пытались заглянуть через миллиарды лет и увидеть, что станется с Землей в случае, если действительно исчерпается последний эрг вселенной. Повторяю, я верю в безграничность человеческих способностей и сил. Природе потребовались миллиарды лет на создание форм жизни! А вы хотите, чтобы человек в какие-нибудь три-четыре десятка лет создал машины, обладающие чувством юмора? Человечество лишь недавно сделало свои первые космические шаги, а результаты уже обнадеживающие. Вы совсем еще молодой человек, и вы станете свидетелем открытий множества тайн вселенной. И вы еще попомните мои слова — возможности человека воистину неисчерпаемы и безграничны…

Общежитие лаборатории космических лучей.

Я лежу навзничь и смотрю в окно. Солнце сместилось далеко на запад, и в комнате почти темно. В четырехугольнике окна виднеются далекий хребет и маленькая церквушка на скалистом пригорке, напоминающие натуралистический пейзаж, подсвеченный невидимым электрическим светом.

Я курю.

Табачный дым окутывает меня, набиваясь в ноздри, в гортань, легкие.

Я сердито бросаю сигарету в пепельницу на полу.

Я закрываю глаза, пытаясь отключиться, забыться, уснуть. Но все без толку.

Что со мной происходит?

Почему сердце бьется так сильно?

Может, оно приняло и ощутило некий таинственный импульс? Иначе, почему меня так томит чувство ожидания, беспокойства я словно чего-то жду.

«Я должен сегодня же поехать в Тбилиси! — неожиданно решаю я. — И не сегодня, а сейчас, сию же минуту!»

Я открываю глаза.

В четырехугольнике окна, подсвеченный невидимым электричеством, по-прежнему висит натуралистический пейзаж. Но теперь неизвестный художник мастерски вписал в него коня шоколадного цвета.

Я лихорадочно одеваюсь и нашариваю в кармане ключи от машины.

Внезапно конь взмахнул хвостом и двинулся вниз по склону. И картина сразу исчезла. Впрочем, не то чтобы исчезла — просто превратилась в реальность.

— Куда ты? — спросил Гия, увидев меня у машины с сумкой в руке.

— В Тбилиси!

— Что-то случилось?

Неужели он заметил на моем лице печать нетерпеливого ожидания?

— Да ничего не случилось. Вдруг захотелось. Завтра или от силы послезавтра я вернусь.

Руль покорно подчиняется движению моих рук.

— Прихвати сто́ящие сигареты! — кричит мне вслед Гия

Еще пять километров, и мы в моей деревне.

Солнце зашло недавно, но уже порядком стемнело.

Звезды на небе засверкали в полную силу.

— Какие звезды! — восторженно восклицает Нана. — Они ярки, наверное, потому, что мы высоко в горах, правда?

— Ну конечно, высота играет свою роль. Но главное все-таки — чистый прозрачный воздух, — откликаюсь я.

— Мы скоро приедем?

— Еще километров пять. Впрочем, по такой дороге мы доберемся не раньше, чем через полчаса.

Нана молчит, и я не могу понять: то ли ей не терпится побыстрее попасть в деревню, то ли ей по душе наш столь неожиданный и романтический вояж.

Время от времени она высовывает голову в окно и, запрокинув ее, долго смотрит в небо.

Раз или два машина угодила в рытвину, и Нанина голова резко дернулась, едва не ударившись о верхний край окна.

Я медленно, переваливаясь с боку на бок, продвигаюсь вперед. Мотор ревет и задыхается на первой скорости. Я жду не дождусь, когда можно будет включить вторую скорость, чтобы машина хотя бы перевела дух. А пока, покорно отдавшись во власть моих рук, она одолевает метр за метром, треугольно рассекая темноту сверкающим светом фар.

До меня уже доносится приглушенный рокот нашей реки. Еще один спуск — и мы в лощине. Дорога идет берегом реки.

— Река широкая? — спрашивает Нана.

— Достаточно.

Я улыбаюсь.

Нана, конечно, не замечает в темноте моей улыбки. Впрочем, она все равно не смотрит в мою сторону.

Меня рассмешило это «достаточно».

Очевидно, мой ответ вполне удовлетворил Нану Джандиери. Ее фантазия уже заработала на полную мощность, и она, конечно, пытается представить размеры реки. Какой громадной, наверное, может показаться человеку река, имеющая столь мощный голос, хотя он вовсе не соответствует ее истинной величине! Итак, какой все-таки представила себе нашу Схартулу Нана Джандиери?

Самые большие реки Грузии — Кура и Риони. Все остальные познаются лишь в сравнении с ними.

Интересно, как оценили бы нашу Схартулу жители Енисея и Лены?

Неожиданно меня ослепили фары едущей навстречу машины. Вскоре свет изменил направление, и два ярких круглых потока протянулись к противоположному берегу — словно через реку перебросили две хрустальные трубы. Они постепенно изменили направление, а потом и вовсе исчезли. Видно, машина резко нырнула в противоположную от нас сторону. Еще немного, и сноп света вонзился в склон горы. Потом он медленно повернулся к нам.

Рокот машины постепенно отделился от рева реки. Видно, в нашу сторону направляется тяжелый грузовик. А вот он уже едет по долине нам навстречу. За широкой полосой света, льющегося из фар, угадывается его громадный контур.