Гурам Панджикидзе - Год активного солнца

Униженный и ошеломленный, Тамаз тупо смотрел на дверь, стук которой сразил его. Долго просидел он, уронив руки, вялый и убитый.

Ему казалось, что прошел целый век. Потом он вытащил портфель и поплелся из класса. Очутившись на улице, он собирался перейти дорогу, как заметил на углу собравшихся в кружок одноклассниц. С ними была и Медея. Увидев его, девчонки прыснули и скрылись за углом.

Тамаз понял, что Медея рассказала им все. Но сейчас это не имело никакого значения. Он пришел домой, умылся и лег. Вечером у него поднялась температура. Из одноклассников только Отар Нижарадзе навещал его. Тамаз лежал, глядя в потолок или закрыв глаза, и молчал. Отар чувствовал, что ему не хочется никого видеть, и скоро уходил.

Тамаз только через неделю встал с постели. Когда он вошел в класс, кто-то крикнул: «Жених пожаловал!» Все засмеялись и посмотрели на Медею. А она сидела как ни в чем не бывало и лукаво облизывала губы кончиком языка. Взбешенный Отар Нижарадзе подскочил к шутнику и дал ему такую затрещину, что отшиб руку.

Смех сразу оборвался.

Тамаз молча повернул обратно. Отар Нижарадзе схватил портфель и кинулся за ним.

— А ты почему ушел? Думаешь, тебе не влетит за это?

— Наплевать! — беспечно бросил Отар. Ему хотелось поддержать друга.

Они долго бродили по улицам. Потом спустились к набережной Куры. Тамаз положил портфель на серый каменный парапет и взглянул другу в глаза:

— Я не люблю, когда за меня заступаются.

— Учтем на будущее, — улыбнулся Отар.

В школу Тамаз уже не вернулся, он забрал документы и перешел в другую. Ему было противно даже ходить по той улице, где находилась его бывшая школа. Никто из одноклассников, кроме Отара, не навестил его, все о нем забыли. С нелегкой душой посещал он новый класс.

Однажды Тамаз опоздал на урок. Робко приоткрыл дверь — учитель что-то писал на доске. На скрип двери он обернулся, махнул рукой сконфуженному ученику, проходи, мол, не мешай.

Тамаз быстро направился к своей парте и чуть не вскрикнул от удивления. За его партой сидел Отар Нижарадзе.

Отар подмигнул ему. Тамаз сунул портфель в парту, протянул другу руку и долго не выпускал из своих слабых пальцев сильную ладонь Отара. Так он выражал свою молчаливую благодарность за дружбу и преданность, которые вернули ему уверенность в себе.

Единственный человек, который понимал Тамаза и верил в него, был Отар. Тамаз чувствовал, что Отар Нижарадзе по-настоящему ценит его талант и бесхитростность, нисколько не смеется над ним, над его замкнутостью. Именно это вернуло Тамазу уверенность. Именно Отар помог ему безбоязненно смотреть в будущее.

А дома Тамазу приходилось все труднее, он не мог ужиться с родными, не находил с ними общего языка. Особенно отчетливо почувствовал он это, окончив университет. Он не хотел мириться с царившей в семье рутиной. Его раздражали делячество отца, его трусость, вечный страх. Тамаз предпочитал, чтобы его отец был или беззастенчивым дельцом, или уж трусом, прятавшимся в своей скорлупе. А в отце жил и тот и другой, и это вызывало невольное отвращение к нему. Временами отец напоминал мышь, которая вылезает за поживой ночами, убедившись в полной безопасности, а потом отсиживается в своей норе.

Много раз он порывался высказать отцу и чванливому братцу все, что он о них думал, но каждый раз сдерживался, понимая, что ничего, кроме скандала и неприятностей, не выйдет. Наконец он решился и ушел из дому. Тогда-то Григол купил ему этот старый дом со всей обстановкой, и Тамаз ощутил себя на вершине счастья. Он мог сутками напролет заниматься математикой и мечтать…

«Вот и вся моя биография. Неужели это все, что я пережил за двадцать восемь лет, все, что я сделал?» — думал Тамаз, не находя ответа на свой вопрос.

За столом сидели десять мужчин. Среди них — Отар Нижарадзе и Тамаз Яшвили. Тамаз не знал ни одного из присутствующих, но не смог отказать Отару и согласился пойти в ресторан. Тамаз вообще не любил бывать в ресторане, тем более с незнакомыми людьми. Легко было заметить, что за столом собрались денежные тузы. Тамаз неприязненно посматривал на их лоснящиеся физиономии, жирные пальцы и огромные животы.

Удивительно преображались эти люди, едва усаживались за стол. Поначалу производили впечатление интеллигентов. Здороваясь, беседуя, пожимая руки, угощая соседа сигаретами, они держались безупречно. К этому обязывала обстановка, где, помимо денег, ценились культура поведения и умение поддержать беседу. Но стоило им усесться за стол, особенно в самом модном и дорогом ресторане, как они разительно менялись. Здесь главную роль играли деньги, а деньгам они не знали счета. Поэтому позволяли себе распоясаться, выставить напоказ свою суть, как в солнечный день выставляют проветриваться постели.

Стол возглавлял дюжий мужчина с маленькой головкой, директор галантерейной фабрики, как понял Тамаз. Провозгласив тост, он передал слово Отару Нижарадзе. Отар отвечал довольно плоскими здравицами, много шутил, все хлопали и, отдуваясь, пили вино.

Тамаз удивленно поглядывал на друга и сотрапезников, чувствуя, что Отар не был близко знаком ни с одним из них, даже не знал их имен. Удивительно, что привлекло его в эту компанию, почему он так щедро рассыпает комплименты, для чего нагромождает столько выспренней лжи?

Тамаза раздражало довольное, беспечное хихиканье этих людей. Им было наплевать на все. Они держались независимо, самоуверенно и весьма нагло. В их доскональном знании искусства застолья было что-то вызывающее. Они утеряли главное, чем отличались грузины за столом — степенность и сдержанность. Зато у них были деньги в карманах, уйма денег.

Было время, когда подпольные дельцы заискивали перед вами. Тамаз прекрасно помнил те годы. Они чувствовали себя осчастливленными, если им позволяли присоединиться к честной компании и потратить деньги. Много воды утекло с той поры. Ныне, если вы сидели с ними за одним столом, они выказывали вам унижающее покровительство. Не приведи бог вздумать вам расплатиться — с насмешливой заботой перехватят в кармане вашу руку: «Минуточку, уважаемый!», мигнут официанту, а тот уж тут как тут: «Со мной рассчитались». Вспыхнет галдеж — кто посмел? И только один будет сидеть молча и подчеркнуто скромно, давая тем самым понять, что именно он заплатил по счету.

Тамаз не любил ресторанов. Точнее, не любил, когда расплачивался кто-то чужой, потому что в поведении иного пригласившего, в его словах и заздравных тостах коробили излишняя развязность и покровительственный тон.

Тамаз старался и сам не приглашать никого в ресторан, так как у него никогда не водилось столько денег, чтобы не бояться появления за столом непредвиденного гостя. Тамаз считал, что в ресторан следует ходить с друзьями, а так как его единственным другом был Отар Нижарадзе, то чаще всего они посиживали вдвоем.