Георгий Данелия - Не горюй!

— Нет, — сознался Иван Сергеевич.

— Вам предлагается отправиться в космос и войти в контакт с марсианами, — продолжал профессор. — Не буду скрывать от вас, что шансы вашего возвращения на землю так ничтожно малы, что можно вообще не принимать их в расчет.

Баранов замолчал.

— Ясно, — без особой радости сказал Травкин, слезая с операционного стола. — А по радио с ними никак нельзя войти в контакт.

— Нет, — вздохнул Баранов.

Иван Сергеевич заметил, что ширинка у него не до конца застегнута и машинально застегнул ее. Потом он по-солдатски затянул поясной ремень, тяжело вздохнул и сказал:

— С женой надо посоветоваться.

— Конечно, — сказал Баранов. — Мы предвидели это. Идите за мной.

По улицам Верхние Ямки, вздымая облака пыли, неслась черная закрытая машина в окружении эскорта мотоциклистов. Ревели сирены. Собаки сходили с ума от злобы, выворачивались из-под колес и неслись за машиной и мотоциклами, надрывая глотки бешеным лаем.

Эскорт без остановки промчался мимо завода безалкогольных напитков, мимо пожарной части и закусочной. И взлетел на окраину городка. Здесь, у дома Ивана Сергеевича, машина остановилась, мотоциклисты соскочили с мотоциклов и выстроились. Из машины вышли Иван Сергеевич и профессор Баранов.

Домик был тих и, казалось, затаился.

В тишине громко чихали черные от пыли мотоциклисты.

Иван Сергеевич приметил в окне лицо супруги и почесал затылок: он побаивался. Тогда Баранов взглянул на часы и кашлянул. Иван Сергеевич пошел к дверям.

Первые любопытные показались из облака пыли. Это, конечно, были мальчишки.

— Люба, — сказал Иван Сергеевич, входя в комнату. — Я должен покинуть вас, может быть, навсегда… Дело в том, что сейчас…

Но тут звонкая пощечина прервала его речь.

— Вон!.. Вон отсюда!

Иван Сергеевич потер ушибленную щеку и сказал, тихо, без обиды:

— Эх ты… Я должен войти в контакт с марсианами, а ты дерешься…

— Уходи… — Люба, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться. — Уходи к своей… этой… Входи с ней в контакт, блудливый кот!

— Эх ты… — снова сказал Иван Сергеевич и, махнув рукой, выбежал на улицу.

Колька и Вовка стояли в толпе таких же, как они, сорванцов, открыв рты, таращили глаза на своего знаменитого отца.

Иван Сергеевич подошел к сыновьям, склонился, крепко прижал их к себе, поцеловал.

— Смотрите у меня… Мать берегите, — сказал он и пошел к машине. — Семья согласна, — сказал он Баранову. — Поехали!

Мотоциклисты прыгнули на мотоциклы, взревели моторы.

Собаки и мальчишки снова побежали за черной машиной.

Колька, было, обогнал своих сверстников, но споткнулся о камень, упал и заревел…

Это было огромное, очевидно, подземное сооружение. У стены, сплошь покрытой графиками и картами звездного неба, стоял стол с телефонными аппаратами, видеотелефонами, телевизорами и светящимся табло. За столом сидели несколько мужчин, представителей разных народов, с властными и мудрыми лицами, и одна женщина — Галина Петровна Пристяжнюк. Перед каждым из них был флажок его страны.

Иван Сергеевич с чемоданчиком в руке стоял перед столом.

Громко тикал метроном.

Председатель говорил:

— …Мы не даем вам оружия, хотя вы солдат и умеете им пользоваться. Мы надеемся на ваше кровное родство с марсианами.

— До старта остается тридцать минут! — раздался из репродукторов железный голос. И жутко прозвучал он в глубоком подземелье. Чаще замигали светящиеся табло.

Люди за столом встали и низко опустили головы, выражая последнее свое уважение Ивану Сергеевичу.

— Разрешите выполнять? — по-солдатски спросил Травкин.

— Да!

— Слушаюсь!

Подошли двое одетых в специальную форму сопровождающих, встали по бокам Ивана Сергеевича.

Из репродуктора опять упал в зал железный голос:

— До старта двадцать пять минут!

Травкин и сопровождающие повернулись кругом и зашагали к выходу из зала.

Навстречу Ивану Сергеевичу нерешительно направились его московские друзья. Они почтительно остановились за несколько шагов, глядя на Ивана Сергеевича, как на божество.

— Ну вот, — сказал Иван Сергеевич. — Такое дело, улетаю я… Прощайте…

Он внимательно и грустно смотрел в лица Мише, Розочке, Любашкину, Безродному, Аркадию Борисовичу и вдруг заметил за их спинами Прохорова. Прохоров плакал.

— Брось, — сказал Иван Сергеевич. — Иди сюда… обнимемся что ли, а, Прохоров?

Прохоров бросился к нему на шею, рыдая уже в полный голос. Сказать он ничего не смог, только трижды стиснул Травкина в объятиях и отошел, как отшатнулся.

Безродный протянул Иван Сергеевичу руку, сказал:

— Будет время: почитайте, Иван Сергеевич… мы с Родей от всей души писали… вот… — и протянул толстую книгу «Жизнь и подвиг Ивана Травкина».

— Спасибо, — сказал Травкин. — Обязательно почитаю…

Любашкин маленькими шажочками подошел ближе, спросил трепещущим от волнения голосом:

— Можно? — и пощелкал в воздухе ножницами. Иван Сергеевич не понял, но кивнул. Тогда Любащкин отрезал у Травкина с головы клок волос, бережно спрятал в карман.

— Я бесконечно горжусь вами, — сказал Аркадий Борисович, обоими руками пожимая руку Ивану Сергеевичу.

— Ты, Аркаша, — тихо сказал Травкин. — За детишками моими присмотри… Небось, избалуют их теперь. Построже с ними!

Настала очередь Розочки. Рыданья душили ее, но она сдерживала их. Она не бросилась к Ивану Сергеевичу, только закрыла глаза и протянула к нему руки.

— Прощайте, Иван Травкин! — сказала она. — Я не забуду вас. Никогда!

Иван Сергеевич взял ее за руку, подвел к Любашкину:

— Помиритесь. Я вас прошу. Рыданья Прохорова раздались с новой силой.

— Дядя Ваня! — умоляюще прямо в ухо Ивану Сергеевичу шепнул Миша. — Дядя Ваня, кончай это дело… Я такси подогнал… Махнем ко мне под воду, а? Там тебя не найдут…

— Поздно, — сказал Иван Сергеевич и грустно покачал головой.

— Ну, и зря! — сказал Миша.

— До старта пятнадцать минут, — раскатился железный голос.

— Товарищ Травкин! — тронул за руку Ивана Сергеевича неизвестно откуда взявшийся невысокий человек в толстых очках.

— Товарищ Травкин, простите, что я вас беспокою в такой момент, но это исключительно важно!

— Я вас слушаю.

— Скажите, товарищ Травкин, как, по-вашему, нужно писать: «Заиц» или «Заец»?

— А как всегда писали… Заяц — нельзя?

— Нет, это совершенно исключено.

— Тогда пишите «Заиц»… Мне теперь все равно.

— Спасибо, — поблагодарил человек в очках и исчез.

Сопровождающие опять встали по бокам Ивана Сергеевича, и он быстро пошел к дверям. Какая-то торжественная музыка зазвучала в огромном зале. Иван Сергеевич не оглядывался.

За дверью большого роста человек поднял руку, преграждая Травкину путь дальше. Иван Сергеевич торопливо полез в карман и достал пропуск. Человек внимательно сверил лицо Травкина с фотокарточкой на пропуске, поставил компостер и вернул обратно.