Георгий Данелия - Не горюй!

— Ну вот, а ты психовал. Стиснул зубы и будь поласковее.

Сорокин сам снял трубку и протянул Васину.

— Ну, что тебе еще? Мы, кажется, все обсудили? — спросил Васин.

— Ваныч, — прошептал Сорокин, — неверный тон. — Он прикрыл трубку рукой. — Им главное — слова: птичка, мотылек, лапочка, курочка…

— Павел, ты меня слышишь, Павел? — спрашивала жена.

— Слышу, слышу…

— Я все знаю, Павел. Ты абсолютно здоров…

— Ну, что дальше?

— Насчет вещей скажи, — вмешалась Дина. — Это чудовище меня не пустит в квартиру.

— Павел, у меня нет никакого желания видеть тебя. Придет Дина, отдай ей мои вещи.

Сорокин достал из стола коробку конфет.

— Скажи, что конфеты ей купил.

Васин повесил трубку.

— Все не так ты сделал, — сказал в сердцах Сорокин, подвигая конфеты Васину. — Держи, вечером ей принесешь. Верный способ. А теще вот, отлей облепихи. Ну что ты на меня смотришь, бери, я еще достану. А к Бобылеву больше не ходи. Бобылев болтун.

— Покупаешь?! — спросил Васин.

— Ваныч, опомнись. Сдался ты мне, чтобы тебя покупать. Это же Владимира Николаевича распоряжение, с ним и воюй, коли ты у нас такой храбрый.

— Врешь!

— Я только оттуда. Сунулся на свою голову… Знаешь, что он мне сказал? Он сказал, что, если я не могу решить такой ясный вопрос на месте, то я не соответствую своему месту. При всех. Завгар вот так, как ты, стоял.

— Ну ладно! Проверим, как он соответствует своему? — с угрозой сказал Васин и пошел.

— Ваныч, не дури! Ваныч, не суйся сейчас к нему…

Дверь захлопнулась.

Сорокин посмотрел на телефон, вздохнул, нажал кнопку селектора и спросил:

— Рая, совсем голову заморочили… Какой мой домашний телефон?

Спускаясь почти бегом по лестнице, Васин увидел, что в дверь вошел Бобылев. При виде несущегося начальника он вжался в стенку, стараясь стать незаметным.

— Бобылев! — грозно позвал его Васин.

— Я же в обеденный перерыв, — сказал Бобылев. — Практически не опоздал.

— Пошли, подвезешь меня к Дому культуры.

— Конечно, с удовольствием, — Бобылев шел рядом с Васиным и возбужденно, даже радостно, говорил: — А я решил, съезжу в обед, возьму бампер. Приехал, а ключа нет. Ключ я в плаще забыл. А в любой момент могут приехать со сносом, жалко бампер. Пал Ваныч, наденьте плащ, холодно.

Васин не ответил.

Они уже вышли на улицу, и Васин направился к «Запорожцу»… но тут к подъезду подкатил другой «Запорожец», инвалидный. Из него вышел хромой пожилой человек.

— Пашка! — грозно окликнул он Васина.

— Федя? — увидел его Васин. — И не проси. Ничем не могу помочь.

— А я тебя, хомяк, не просить пришел. Ты чего это отцу сказал? Когда я у тебя мыло крал?

— Я спешу, Федя. Потом заходи как-нибудь.

— Нет, ты сначала ответь — когда?

— Забыл? Ладно, напомню. В Берсеневке, утром у меня мыло пропало. А вечером ты бутылку самогонки принес. Вспомни теперь?

— Какая бутылка? — Федор нахмурился, потом вспомнил. — Так бутылку мне Маня дала.

— И за что она тебе дала?

— Значит, за мыло? За краденое? И ты, гад, тридцать лет таил?

— Тогда я не знал, а когда сегодня увидел твоего папашу, все понял: какой отец, таков и сын.

— Ах, ты… — Федор взял Васина за грудки, потянул к себе.

— Не смей! — крикнул сдавленно Васин.

Федор оттолкнул Васина так, что тот спиной ударился о машину. Презрительно сплюнул ему под ноги. Пошел.

— Под суд пойдешь, — крикнул Васин. — Ворюга!

Бобылев испуганно глядел на эту сцену из машины.

Когда машина отъехала, Васин сказал, глядя перед собой:

— Вот она, цена дружбы. Как дым…

— Вам не больно?

— Здесь больно, — Васин хлопнул себя по груди. Помолчали.

Васин с большим трудом пристегнулся. Пошарил по карманам, спросил:

— У тебя бумага и ручка есть?

— Есть. Там, на работе… и ключи… все там…

— У «Канцтоваров» останови.

— Тут нет остановки, Пал Ваныч. Вернемся — я вам дам.

— Что ж, по-твоему, я из зала в президиум буду кричать? Останови.

В маленьком магазине худосочный юноша в очках смотрел телевизор.

— Листок бумаги и ручку! — в магазин вбежал Васин.

— Читать умеете? — спросил продавец. — Там написано «С тринадцати до четырнадцати — перерыв».

— Сейчас четырнадцать!

— Телевизор слышите? Вот когда музыка кончится, тогда и будет четырнадцать.

Васин стоял, нетерпеливо барабанил пальцами по прилавку.

Музыка по телевизору кончилась, прозвучали сигналы времени.

— Ручку и лист бумаги! — сказал Васин.

— Сейчас… — юноша выключил телевизор. Не торопясь, выбрал пластинку, поставил на проигрыватель.

— Вы меня обслужите, или нет, в конце концов?

— Обслужу. В порядке очереди. Вон, мальчик еще до перерыва пришел. Мальчик, тебе что?

— Ластик. Нет, вон тот, красненький.

— Пять копеек.

Выбил.

— Так… Вам что?

— Жалобную книгу!

Юноша пожал плечами, достал из-под прилавка жалобную книгу, бросил на прилавок.

Васин стал листать ее.

— Дайте ручку, — сказал Васин, открыв альбом на нужной странице.

— У меня нет ручки.

— А вот они лежат.

— Сначала оплатите товар.

— Опробовать я имею право.

Юноша дал ручку.

Васин писал в книгу.

— Как ваша фамилия? — спросил он.

Юноша отобрал у него ручку, положил на место.

— Опробовали? Теперь оплатите товар.

— Сколько стоит?

— Написано.

Васин бросил на прилавок тридцать копеек.

— У меня нет сдачи, — сказал юноша.

— Не надо сдачи!

— Дайте ровную сумму.

— Так! Хорошо! Где здесь директор?

— Я директор, — сказал юноша. — Слушаю вас.

— Еще лучше. Какой номер вашего магазина?

— А вот выйдите отсюда, чуть отойдите, посмотрите наверх, там все написано.

На трибуне выступал режиссер областного театра, когда из зала раздался крик:

— Прошу минуту внимания!

В проходе у двери стоял Васин.

— Владимир Николаевич, бумагу мне не дали! Поэтому я устно! — кричал Васин. — Или вы сейчас же отменяете свое распоряжение об отмене сноса источников разврата, или я сейчас же подаю на пенсию.

Пауза.

— Каких источников, Пал Ваныч? О чем ты? — спросил Колычев. Он сидел в президиуме, во втором ряду.

— Я о гаражах! — еще громче крикнул Васин. — Считаю до трех! Раз! Два! Два с половиной!

— Товарищ Васин, — перебил его председательствующий, — я думаю, что сейчас не время и не место обсуждать этот вопрос.

— Нет, время! И место!

— А ты, Васин, и про свой собачий питомник скажи, — посоветовал из зала высокий мужчина. — Ознакомь народ со своей гениальной идеей.

— Ты за меня не волнуйся, Ефремов. Я все скажу, что надо! Считаю: два! Три! Три с половиной!