Сергей Татур - Периферия [сборник]

— Чего-нибудь натворила? Сознавайся сразу, тогда прощу.

— Я — ничего, я — паинька, — прощебетала Катя и чуть коснулась его обнаженным плечом. — В универе вещь одну приглядела.

— Не время, маленькая.

— Нет, время, время! Это предмет первой необходимости. И — я зарплату получила, вот. А ты еще ничего не получил, вот.

— Зарплату ты вчера получила. И скрыла от меня.

— Вчера ты пришел поздно. Ты устал, и к тебе было не подступиться. Мне очень нравится эта вещь. Идем и купим ее. Сейчас я проверю, жмот ты или не жмот.

— Я жмот, — сказал Николай Петрович.

Они купили на толкучке стол и железную кровать с никелированными спинками, вышедшую из моды лет двадцать назад. Недорого, но он считал, что от новых капиталовложений в мебель и домашнюю утварь им пока лучше воздержаться.

— Ты не жмот, не жмот! — возразила Катя. И встала на цыпочки.

Теперь ее глаза были на уровне его глаз, и он увидел их ласковую бездонность.

— Что за необыкновенность узрела ты? — спросил он.

— Ты не жмот! — повторила Катя, пританцовывая, кружась вокруг него. — Ты чуть-чуть прижимист, но тебе ничего не стоит исправиться.

— У тебя все есть, — сказал он.

— Что я слышу! Это верх необъективности. Да я раздета и разута. Я вынуждена есть из какой-то глиняной миски. Я стираю в допотопном корыте. Я готовлю на примусе и потом всю ночь пахну керосином.

Она играючи огибала выстроенную им оборону.

— Ты хочешь посадить нас на голодный паек? — привел он последний довод.

— Испугался? Я стану стройная-стройная. И ты станешь стройный-стройный. Мы будем самые стройные в Чиройлиере. Учти: мясо и сладкое есть вредно, а овощи и фрукты — полезно. Сырая вода освежает нервную систему, а кофе перенапрягает ее. Но ты не пугайся. Я не часы золотые у тебя клянчу и не платье вечернее. Я подбиваю тебя расщедриться на пишущую машинку. Это орудие производства, а они имеют свойство окупать себя.

Они пошли и купили машинку. Катя была довольна, много смеялась. Она тут же отстучала на ней свою статью. Строчки были ровные, и буквы крупные, красивые. Теперь она не будет зависеть от редакционных машинисток, которым надо угождать. Наглые девицы, всем косточки перемывают! Увлекательное это занятие, но надо еще и работать.

— Так скажи им об этом.

— У нас есть редактор.

— Что за человек ваш редактор?

— Прелюбопытный типчик. Молод, настырен. Одних поглаживает по шерстке, других — против.

— Ты проникла в самые глубины редакционной жизни. Наверное, у вас бывают откровенны не одни машинистки?

— Не одни, — согласилась Катя. — Но я делюсь с тобой только своими впечатлениями. Наш шеф, мягко говоря, не светоч. Но мечтает редактировать областную газету. Ты думаешь, для осуществления его далеко идущих планов нужен талант. Глубоко заблуждаешься. Вовремя замолвленное слово понадежнее.

— Ты так считаешь?

— При чем тут я? Он так считает.

— Как он к тебе относится?

— Как к жене ответственного работника горкома партии. Кстати, он осведомлен, что Отчимов встретил тебя прохладно.

— Его сфера — человеческие отношения?

— Как твоя и моя. Но с особым уважением к принципу взаимной выгоды.

Она уже опубликовала три статьи. Она была очень работоспособна, когда старалась. «Зеленая улица» для новенькой — хорошо это или плохо? Ходить в любимчиках — приспособленчество, а давать нужные газете материалы — добросовестность. «Порассуждай еще, — сказал он себе. — Ты ведь без этого не можешь».

— Как тебя встретил коллектив?

— Меня не ждали. Но первое впечатление у обеих сторон, по-моему, удовлетворительное.

— Кому-то могло не понравиться, что ты часто печатаешься. Вспомни Ксению. Тебе еще не порезали платье?

— Моя завотделом недовольна. И знаешь чем? Тем, что я хорошо работаю. Вообще необычная ситуация. Мною впервые недовольны потому, что я хорошо работаю. Наша действительность настолько многолика, что включает в себя и такие моменты. Знаешь, как заведующая на меня смотрит? Сожмет свои узкие губы, повернет желтое лицо вполоборота и изображает презрение.

— Желтое или желчное?

— Желтое от желчи.

— Как выглядишь ты на общем фоне?

— Я смотрюсь весьма ничего. Мой уровень зависит от твоего отношения ко мне. Ты улыбаешься, и я на высоте.

— Я всегда буду тебе улыбаться.

Она потускнела, обиженная очевидной неправдивостью его слов. А он подумал, что ей нелегко быть на высоте в маленьком коллективе. Творческие работники самолюбивы и ранимы, как избалованные вниманием маленькие дети. «Зачем я огорчаю ее, — подумал он. — Я несправедлив, черств, непоследователен».

— Я рада, что у меня есть машинка, — сказала Катя. — Спасибо, что ты не отговорил меня купить ее. Она печатает совсем тихо, правда? Я прямо замерла, когда увидела ее. Теперь я буду писать и для «Правды Востока».

— Я собирался просить тебя об этом.

— Как раз этого ты и не собирался делать. Ты выдумщик, вот ты кто. И совсем мало думаешь обо мне. А я, между прочим, по твоей программе уже со многими людьми беседовала. Людям нравится, когда их расспрашивают об их делах. Все просто соскучились по порядку. А один попался не из таких. Он не был откровенен, и у него на лице было написано нетерпение: когда же я уйду.

— Скажи, против кого следует принять меры?

— Я их сама принимаю. Попросила проверить работу двух кондукторов и пункта по приему стеклотары.

— Ты смело выходишь прямо на стрелочников! Кондукторов, мне кажется, покрывать не станут, а заведующему посудной лавочки строго укажут.

— Откуда ты знаешь?

— С ним проведут беседу, и он даст слово исправиться.

— Ты почти угадал. Одну кондукторшу уже уволили, а приемщику стеклотары влепили выговор.

— По твоим сигналам ему объявят много выговоров. Но еще раньше тебя попросят оставить в покое честного труженика, который за неимением служебной автомашины вынужден был приобрести личную. Марка и цена не имеют значения. Что еще ты раскопала?

— Не все чисто в распределении квартир.

— Это всегда сложно. Ты добилась обнародования списка очередников?

— В двухкомнатных квартирах проживают от одного до восьми человек. Где справедливость?

— А где закон, запрещающий одиночкам жить в двухкомнатных квартирах?

— Знаешь, что я еще знаю? Мне назвали человека, у которого много денег.

— Кто же этот нувориш?

— Иван Харламович Тен, директор.

Николай Петрович вздрогнул.

— Кто снабдил тебя столь ценной информацией? — спросил он.

— Директор одного целинного совхоза. Круглый, как колобок. Подтолкни — покатится. Сам, наверное, тоже не бедный. Он сослался на какого-то Тимура Акилова, у которого Тен вымогал деньги. Ты знаешь такого?

— Знаю, что есть Акилов, и знаю, что есть Тен, — сказал Ракитин.