Сергей Татур - Периферия [сборник]

— Понимаю! Понимаю! — воскликнул директор трикотажки, улыбаясь широко и радушно и одновременно пряча глаза. Ему удавался и такой маневр, требовавший немалого артистизма. — Прежде этого не было, прежде без этого обходились. А вы начали, и мне тоже интересно, к чему вы придете. Но лично у меня, уважаемый Николай Петрович, ни к кому нет претензий. Прошу понять меня правильно — ни к кому. Вам, по-моему, вот на что надо обратить внимание: все ли из того, что у нас прижилось, стоит менять, одемокрачивать? К примеру, туфли или костюмчик я беру у директора магазина. И мне удобно, и директор чувствует свой авторитет. Ну зачем мне или вам у прилавка отираться, плечо и локоть ближнего ощущать? Нужного все равно не возьмешь, нужное на прилавках не лежит. Или отдельный кабинет в кафе. Не знаю, как вам, а мне соседство с широкой общественностью абсолютно ни к чему. Никого лишнего, интим и сервис, отдых душе. Или субботняя банька у Ивана Харламовича. Свой круг, все друг другу симпатичны. Хорошо ли это? Да преотлично! Если, угадывая общее настроение, я за девчатами посылаю, что в этом худого? Почему им до замужества не размяться, не порепетировать? Запретить, ясное дело, не сложно. Но разве я кого-нибудь принуждаю? Наоборот, отбоя от кандидаток нет. Кто хочет и умеет наслаждаться жизнью, пусть наслаждается.

«Гуттаперчевый он какой-то, — подумал Николай Петрович, раздражаясь против воли. — Увертливый. Прожженный. Кто-то ему уже шепнул, чего от меня ждать. Всю эту обстановку он выдаст за подарки дорогого родителя, все отнесет к тому времени, когда ковры были втрое дешевле. Да и откуда ему помнить? Бухгалтерских книг он не ведет, мозги себе пустяками не сушит».

— Знаете, что я предложил бы? — сказал Саид Пулатович, и на сей раз умудряясь не смотреть в глаза Николаю Петровичу. — Чтобы все оставалось как есть. У руководителей должны быть привилегии. Ведь нудно стоять в очередях. Если должность руководителя ничего не дает, кроме двенадцатичасового рабочего дня и обязанности вести за собой массы, то какой от нее прок?

— По-моему, вы отлично укладываетесь в восемь часов, — напомнил Николай Петрович.

— Разве обо мне речь?

— О вас, только о вас, Саид Пулатович.

— Не любите вы меня, — заключил Валиев, не гася улыбки и не меняя уважительного выражения лица. — Вроде бы не сталкивались мы с вами никогда, женщина между нами не стояла, и плечом я вас не оттирал. Не было ничего этого, а нутром чую: не любите, не жалуете. В чем причина? Уж будьте так добры, скажите. И нельзя ли нам сообща устранить ее? За ценой, как поется в известной песне, я бы не постоял. Не скрою, мне бы хотелось видеть вас в числе друзей. Простое ваше товарищеское расположение и то, поверьте, было бы дорого мне. Я не из породы неблагодарных. Вы слышали, что эта выскочка Махкамова мне выдала? Что я нуль без палочки. То есть и не человек вовсе, уважения недостоин, а только глумления и насмешек. Я ее в люди вывел, славу ей организовал, а она вот как отблагодарила. Кого я пригрел? Теперь я посмешище города. Многие при виде меня улицу перебегают, чтобы лицом к лицу не сойтись, руки не подать. Все, с Чиройлиером покончено. Надо перебираться. Удружила Шоира — выкупала в грязи!

— Не люблю — это вы верно заметили, — согласился Николай Петрович, стараясь ослабить тугую натянутость каждого нерва. — Вы заявили, что личной неприязни негде и некогда было зародиться. Но она возникла. По причине вашего несоответствия. Вы директор, от вас судьбы людей зависят. И план государственный, то есть благополучие страны. А вы дела фабричные запустили, ни во что не вникаете, ничего не улучшаете, себя ставите бесконечно выше своих подчиненных. Девчат фабричных развращаете. Сказать, сколько девчат после связи с вами сделало аборты?

Инжирчик облизнул пересохшие губы и выпалил:

— Это наговор!

— Ваша должность мне не нужна, чтобы на вас наговаривать.

— Вы, Николай Петрович, землю под собой раскаляете. Опасно это.

— Нарваться на разъяренного отца или брата тоже опасно. Не доводилось?

— Аллах миловал! — Саид Пулатович сделал вид, что устремляет взгляд к небу, затем опустил глаза долу.

— Вы хотя бы представляете себе, что такое в восемнадцать лет забеременеть вдали от дома, без шансов выйти замуж? Это беда, потрясение основ. Житейского опыта нет, воля не закалена, и вот вам результат: психика не выдерживает, самоубийство. Или самосожжение! Найдется ли тогда друг-приятель, который переложит ответственность с ваших плеч на свои? Да откуда вы взяли, что вам все дозволено? Вот вы Шоире орден посулили. Не за работу, за которую она достойна ордена. И до этого дошли, через все святое переступили. А теперь удивление изображаете: «Не любите! Не жалуете!» Да, не люблю. Не за что любить вас, вред от вас кругом.

— Я, простофиля, на Шоиру все валил. О бабу, мол, споткнулся! А это вы волну подняли. Разок прошвырнулись по цехам, углядели, что по углам не метено, и на меня, на меня! О вашей первой зацепочке скажите! Чтобы я на новом месте умнее был.

— Бездеятельность партийной организации. Равнодушный секретарь. Кстати, Сычеву в секретари вы рекомендовали.

— И товарищ Отчимов. Запомните, пожалуйста: и товарищ Отчимов. Да, мне нужен был такой секретарь. Поменьше прыти, побольше тишины. А Махкамова и об ордене раззвонила? Теперь в ваших глазах я полнейшее ничтожество.

Супруга Инжирчика, неслышно ступая, внесла ляган с бараниной и овощами. Саид Пулатович повелительным взглядом указал ей на дверь и от лягана с аппетитным мясом отмахнулся жестом крайнего пренебрежения. Она моментально его поняла и уплыла за портьеры, не поколебав воздуха.

— Вы не против, если мы нарушим ритуал? Мне, например, не до еды, а мои желания для меня закон. Недобрый вы человек. Аппетита лишили меня, спокойствия. Но, заметьте, я не лезу к вам с кулаками. Я приемлю вас таким, какой вы есть. Почему бы и вам не поступать так же? Элиту не отталкивать надо. Входите в наш круг и живите себе припеваючи.

— Вы элита? — безмерно удивился Николай Петрович.

— Да, а что?

— Папа многое предусмотрел. Еще в институте вас приняли в партию. Единственного на всем курсе.

— Копайте, копайте… себе на голову! Но вот вам свеженький примерчик. Внучка Отчимова учится с моим братом. На втором курсе юрфака стала кандидатом в члены КПСС. Продолжайте, пожалуйста!

— А вы не сбивайте меня. На низовых инженерных должностях вас долго не держали. Три, четыре месяца — и повышение. Директор вы теперь. Но это все равно что пустить в обращение деньги, не покрыв их товарной массой. Вы обесценили занимаемые вами должности.

— Вы так считаете? — удивился Саид Пулатович. — Вы первый так ставите вопрос. А помощники на что, специалисты?