Владимир Сергеев - Непредсказуемый Берестов

— Будет тебе всего навалом. Выполняй задачу.

— Есть!.. — И тут Женька вспомнил. — Только ребята жмутся, товарищ майор, им газеты жалко отдавать, на курево не хватает…

— Да? Ну это уже по комиссарской части. — Он кивнул в сторону Мещерякова. — Пусть заботится, — и, довольный, что «зацепил» комиссара, поднялся, протягивая Женьке руку. — Эх ты, беспортошная команда. Будь здоров!

У дверей Ратов вдруг остановился.

— А почему это тебя Морковкой прозвали? — спросил он, заново оглядывая Женьку.

Женька пожал плечами.

— Сам не знаю, товарищ майор.

И это было истинной правдой.

Саша Зайцев привел «языка». Вот это да! Вообще-то артиллерийская разведка таким делом не занимается, но если уж случилось, значит, у сержанта другого выхода не было. Фашист был маленького росточка, но ширококостный, видно, крепкий. Все равно было смешно смотреть на них. Кто-то сострил:

— Гляди-ка, слон моську ведет.

— Дотявкалась мосенька, — вторили ему.

А все было очень просто. На одном и том же «пятачке» повстречались два разведчика-артиллериста, два врага. Бывает же! На войне все бывает…

Сведения, которыми был напичкан фашист, очень помогли нашим. От страха тот даже не таился, не «строил из себя», а выложил все начистоту. Зато у наших разведчиков после этого дел поприбавилось, и Саша двое суток вообще не появлялся в расположении. Командир взвода, у которого Женька спросил, почему это Зайцев домой не приходит, объяснил:

— Работы по горло. Некогда взад-вперед бегать, — и, улыбнувшись, добавил: — Друг твой еще на грудь прихватил. Орел!

А Женька почему-то никогда не интересовался, что там у Саши на груди и сколько. Саша не надевал своих наград. Они лежали, завернутые в цветастый носовой платок, в полевой сумке. Теперь Женьке страсть как захотелось залезть в эту сумку и пересчитать Сашины ордена и медали. Сколько их? Но как залезешь в чужие вещи? Это даже не любопытство получается, а вроде как воровство какое… Саша вернется — сам покажет.

Но Саша не возвращался. И вообще весь взвод поредел. А Женька уже доклеивал очередную и последнюю партию своих ППР — по пять штук в каждой. Технология была проста. Нанизывая трубки на железный прут, Женька вращал их над печкой для быстрой просушки. Когда он рассказал Мещерякову о своем методе, тот засмеялся и назвал его «шашлычным». Конечно! Как это Женька забыл: до войны ходили втроем — он, мама и отец — на сельхозвыставку, и там около павильона «Грузия» ели они шашлыки, приготовленные тут же на улице. Женьке шашлык очень понравился. Он даже помнит этот «вкусный» запах, исходящий из больших узких жаровен с раскаленными углями.

Когда Женька появился в штабе артполка, там было пустынно и холодно — только часовой у входа да дежурный с несколькими телефонами, стоящими на двух табуретках. Было похоже, что в помещении собираются делать ремонт…

— Тебе чего? — не поворачивая головы, спросил дежурный. — Мещерякова небось?

— Так точно, товарищ лейтенант.

— Садись и жди. — Он указал в угол комнаты, хотя сидеть там было не на чем.

Женька уселся на пол, положив рюкзачок с трубками между колен.

— Товарищ лейтенант, а чего это? — спросил он.

Лейтенант поднял голову.

— Где?

— В штабе…

— А… — с безразличным видом отозвался лейтенант. — Не видишь разве? Клопов выводим. Заели, паразиты!

Женька не знал, что и думать. Может, лейтенант просто смеется над ним? Но, решив не обижаться, Женька на всякий случай ухмыльнулся и сказал, покивав головой:

— Это точно. А то до лета они бы всех вас сожрали.

Лейтенант засмеялся и вдруг, поправив портупею, сказал, глядя в окно:

— Идет комиссар.

Женька встретил Мещерякова в дверях.

— Принес? — спросил тот.

— Так точно.

— Иди за мной.

И пошли они почему-то не в его комнату, а на улицу, к машине, где были уложены разные вещи.

— Положи в кабину. Под сиденье.

Женька выполнил приказ старшего политрука, а того и след простыл. Делать Женьке было нечего, и он поплелся обратно в рощу. Сгущались сумерки, в морозном воздухе запахло дымком от костров… Самих костров никогда не было видно, артиллеристы умели их «прятать» в больших палатках или укрывать брезентом, развешанным на деревьях… Немецкие самолеты-разведчики, постоянно кружившие над лесом, такого огня засечь не могли, а замаскированный костер словно смеялся над немецкими летчиками: я тебя вижу, а ты меня нет.

Странное было у Женьки ощущение: все стояло на месте, все было, как всегда, и в то же время это «все» куда-то смещалось в сторону и неведомым образом исчезало почти на глазах…

В землянку вошел старшина, командир взвода.

— Ты Зайцева не жди, — сказал он и стал собирать в вещмешок Сашины вещи. Женька замер, боясь даже задавать вопрос. Старшина сказал сам: — Собери все. В землянке чтобы ничего не оставалось. А то Зайцев тебе задаст. — Он вышел, оставив Сашин вещмешок у порога.

Женька понял одно: будут перебираться на другое место.

Еще затемно Женька проснулся от того, что все вокруг гремело и в перепонках у него стоял не прекращающийся ни на секунду гул. Казалось, гудела сама земля, и струился по стене песок, протекая как вода между досок и бревен. Такого Женька еще не ощущал — работали все дивизионы, изрыгая нескончаемый поток огня и металла. Со свистом и шипением уносился он туда, вперед, в безлюдную, казалось, темноту зимней ночи. Теперь-то Женька понял: началось! Наступление началось. Значит, Саша там…

И вдруг гул прекратился, отозвавшись где-то вдалеке тягучим долгим эхом. И тишина.

И в этой тишине закричали, заголосили, словно нараспев — команда накладывалась на команду, приказ на приказ:

— Первый дивизион!

— Вторая батарея!

— Третий дивизион!

— Первый взвод, строиться!

— Третья батарея! Вперед!

— По машинам!

— Огня не зажигать!

Кричали далеко и близко и разными голосами, и все это сливалось в единый крик. Только какая из этих команд относилась к Женьке, понять было невозможно. Он сидел и терпеливо ждал.

Прошел, наверно, час. Женьке стало беспокойно. Чтобы его вдруг не забыли, он все же вышел из землянки, выволок за порог Сашин вещмешок вместе с его огромной шинелью.

А на дворе-то день! И Женька увидел вдруг то, что существовало вокруг него, таилось, скрывалось, было замаскировано, спрятано, укрыто — а теперь оказалось огромным хозяйством, копошившимся на обширном лесном пространстве. Вот это да! Вот что значит — полк!

Дивизионы побатарейно, батареи повзводно, а взводы поорудийно уже выкатывались на дорогу, превращаясь в длинную бело-серую колонну. А зенитные орудия, словно вкрапленные в эту ленту, двигались без чехлов с орудийными расчетами на лафетах…