Мирмухсин - Чаткальский тигр

Шумно отдуваясь и прихрамывая, их догонял колхозный почтальон, мужчина пенсионного возраста.

— Я был у вас… Жена сказала: ушли. Я и бросился вдогонку… Получите и распишитесь. — И вручил Караджану телеграммы на цветных художественных бланках.

Поздравляли Файзулла Ахмедович, Шишкин с Галиной, поэт Амир Равнак, Никаноренко и тесть Караджана Милтикбай-ака.

Да, поистине так — и о горе твоем, и о радости друзья всегда узнают первыми. Раньше тебя самого…

…В канун праздника, пятого ноября, Караджан с женой и сыном собрался в милые его сердцу места, где, должно быть, уже приготовились к торжествам по случаю пуска Чарвакской ГЭС. Самолет мог их доставить только до Ташкента. Дальше предстояло добираться в машине.

Прослышав, что они уезжают, пришли Кимсанхон и ее муж. Принесли, насобирав в своем саду, целую корзину янтарного инжира и ведро винограда. Знали, что Караджан и Гулгун из всех фруктов больше всего любят инжир и виноград. И не какой-нибудь виноград, а именно чарас, «дамский пальчик», черный кишмиш.

Хоть они и жили неподалеку друг от друга, а не виделись давно. Они сидели за накрытым дастарханом, весело беседовали, будто никогда в их жизни не было неприятных минут. Караджан и Гулгун временами незаметно переглядывались. Их радовало, что Кимсанхон, когда-то прозванная Обаки за ветреность, теперь стала совсем иной. Не узнать ее. И взгляд строже, и манеры сдержаннее. Рассказывает о своей работе, о подружках, с которыми трудится. Что значит для человека среда! Как много зависит от того, кто тебя окружает!

Как-то, возвратясь с работы, Караджан застал Гулгун беседующей с Обаки. Это его неприятно покоробило. Но, не подав виду, прошел в другую комнату. Когда же остались одни, он рассказал жене притчу об избалованном сыне падишаха, который сбил с пути истинного целых сорок джигитов. «Что за подружку ты себе выбрала? Смотри же, дурной пример заразителен…» — полушутя-полусерьезно предупредил он жену.

Однако в жизни бывает всякое. Человек, оказавшись среди славных людей, постепенно может сам стать таким, как они. Еще не замечая в себе перемен, он старается тянуться до уровня тех, кто его хоть в чем-то превосходит. Это, пожалуй, и называется влиянием коллектива на личность.

То, что Кимсанхон теперь совсем иная, сельчане, кажется, впервые заметили в день наводнения. Сейчас вспомнишь — страшно становится. Люди едва успели повыскакивать из домов и подняться на возвышенность. Отставшие с плачем и воплями пробирались в темноте, то и дело проваливаясь в колдобины, ругаясь, вовсю проклиная невесть кого. А Кимсанхон и несколько ее подруг, осторожно ступая по колено в воде, несли на голове корзины с колхозными шелковичными червями — спасали от гибели то, что с таким трудом лелеяли с самой ранней весны…

До Ташкента долетели менее чем за час. Был уже поздний вечер, пришлось заночевать в гостинице. А утром на попутной машине доехали до центра города, где, как им казалось, легче поймать такси до Чарвака. Рассчитываясь, Караджан вынул из нагрудного кармана записную книжку, извлек из нее почти добела протертую трехрублевку и протянул водителю.

— Э-э, ведь и номера даже на ваших деньгах не разглядеть! — недовольно заметил тот. — На что мне эта бумажка! Уж лучше ничего не давайте…

Гулгун стрельнула взглядом. Конечно же она сразу узнала эту купюру.

— Укаджан, эти деньги мной честно заработаны, — смеясь сказал Караджан. — Какая разница, старые они или новые, цена им одна.

Смущенная Гулгун, щелкнув сумкой, поспешно вынула хрустящую трехрублевку.

— Пожалуйста, эти заработаны мной!

— Это другое дело, — сказал, смягчаясь, водитель и возвратил ей старую бумажку.

— Надо же, вы до сих пор хранили эти деньги? — сказала Гулгун мужу, когда они вышли из машины и ступили на тротуар. Взяв Караджана под руку, прижалась щекой к его плечу. — Теперь они будут у меня. Когда наш Бохадирджан вырастет, в день свадьбы я подарю эту купюру его невесте. Пусть она уплатит ими за такси, когда они будут возвращаться из загса.

— И у меня в голове были такие мысли, — улыбнулся Караджан и посадил сына на плечо. Мальчик вертел во все стороны кудрявой головкой, что-то восторженно лепетал, указывая рукой на проносящиеся по мостовой машины, на красиво убранные витрины с игрушками, на многоэтажные красивые дома, серебристо журчащие фонтаны, которые ему были в диковинку.

— Вот вы какой… — задумчиво проговорила Гулгун и улыбнулась, вспомнив, сколько натерпелась она страху, когда ужасный ливень заставил ее ночью сесть в машину незнакомца. Ее беспокойство усугублялось и тем, что дорога была дальняя, а расплатиться она могла лишь этой трехрублевкой… А «страшный» человек оказался впоследствии самым добрым, самым славным, самым… Да разве найдешь нужные слова. Таких слов нету на свете. Не убирая руки с мужниного локтя, она подалась чуть вперед и, слегка приподняв голову, посмотрела ему в глаза. Улыбнулась, счастливая, благодарная.

Им повезло: на стоянке такси стояла целая вереница машин с зелеными огоньками. Они попросили отвезти их в Сиджак, к Милтикбаю-ака — знатному аксакалу гор и деду их Бохадира.

Дорога пролегала мимо Чарвакской ГЭС серой извилистой лентой. На взгорье, на самом видном месте, возвышалась бронзовая фигура — могучий Фархад, раздвигающий гранитные утесы, чтобы открыть путь воде. Он виден далеко-далеко — с самого отдаленного края долины.

Вот и плотина. Вздрогнуло у Караджана сердце и взволнованно забилось. Сколько дней и ночей он здесь трудился — не счесть! Как свои ладони, знает каждый ее квадрат. Каждую выемку, каждый бугорок помнит на ощупь. Она вроде бы и не переменилась ничуть, его плотина, и все же не такая. Веселее, что ли, выглядит, праздничнее. В то время еще не было ни этих алых стягов, ни портретов. Во всю длину плотины, на равном промежутке друг от друга, выставлены огромные портреты руководителей нашей партии и государства. Правда, можно только догадываться, что портреты огромные. А с дороги они кажутся не более почтовой марки. И «БелАЗы», медленно движущиеся в тучах желтой пыли по хребту плотины, кажутся отсюда маленькими букашками.

Машина, как сложившая крылья птица, круто заскользила вниз — у пассажиров дух захватило, — проскочила Ходжакентский мост. И опять, теперь уже у самой дороги, они увидели портреты. Караджан без труда узнавал в них передовых строителей, своих товарищей. «Да, действительно, этот заслужил, чтобы все его знали в лицо. Самый рачительный хозяин в своем дворе так не трудится, как он трудился на этой плотине… И этот тоже… И этот…» На высоких мачтах полоскались флаги, лозунги.

Гулгун неожиданно толкнула мужа в бок и кивнула на один из портретов. И он узнал себя. Конечно, это он! Вот это да! А внизу еще и написано крупным шрифтом «Инженер К. Мингбаев». Ему стало немножко неловко — не думал, не гадал, что заслужил такую честь…