Юрий Стрехнин - Выходим на рассвете

Тяжкая, словно свинцовая, висела тишина. Но вот вперед вышел сухощавый пожилой человек в железных очках и черной косоворотке — представитель Московского комитета партии. Снял с головы кожаную кепку, сжал ее в руке, заговорил, неспешно выкладывая слова:

— Советская Россия будет навеки благодарна товарищам интернационалистам, пролившим свою кровь в ее землю, защищая первое в мире государство рабочих и крестьян. Те, кого мы сейчас хороним, отдали жизнь за социализм не только в России — на всем земном шаре!..

Не первые были это для Гомбаша похороны тех, кто пал рядом с ним в бою. Но сегодня он особенно остро чувствовал: «И я мог бы также лежать здесь. Мог, если бы не Хорак…»

Ничто не сближает людей так быстро, как бой, в котором судьба поставила их рядом. После штурма почтамта Гомбаш и Самуэли сделались друзьями. Этому способствовало, наверное, и то, что они были почти ровесниками, что оба любили профессию журналиста. Самуэли был в ней опытнее Гомбаша: еще до войны он несколько лет проработал в газетах. В четырнадцатом году за антивоенные статьи его лишили освобождения от призыва, которое он имел, и направили на фронт, где он и попал в плен к русским.

В тот же день, как было покончено с эсеровским мятежом, Самуэли предложил Гомбашу временно, пока еще не создана редакция, с которой Гомбаш должен был выехать на фронт, поработать вместе с ним в «Социалиш форрадалом» — там тоже требовались сотрудники. Польщенный этим предложением, Гомбаш немедленно согласился, тем более что Самуэли пообещал ему выезды в действующие части, где сражаются венгры-интернационалисты, и в первую очередь — на Восточный фронт, который оставался самым важным. Гомбаш втайне надеялся что-нибудь узнать там об Ольге. Надежды эти были совсем, совсем крохотные: даже если Ольга жива и снова служит где-то сестрой милосердия — как разыскать ее? Но все-таки, все-таки… Мало ли какая может быть счастливая случайность?

На фронт, однако, Гомбашу удалось отправиться не сразу.

Через день после того как был подавлен левоэсеровский мятеж в Москве, стало известно, что вспыхнул мятеж в Ярославле, и Самуэли сказал Гомбашу, что им, возможно, в составе отряда интернационалистов придется отправиться туда.

Однако в Ярославль они не уехали — туда были направлены другие части. Еще через день Самуэли предупредил Гомбаша, что им, наверное, придется в самом срочном порядке отправиться на Восточный фронт: в Москву пришла весть, что командовавший фронтом левый эсер бывший полковник Муравьев изменил Советской власти, арестовывает большевиков и хочет открыть фронт чехословакам и белогвардейцам, которые продолжают наступать.

Но и на этот раз и Самуэли и Гомбашу пришлось остаться в Москве. Гомбаш завидовал Кираи, который вновь уехал на Восточный фронт.

В эти дни для них, как и для других активистов венгерской секции комитета, в Москве нашлось много неотложной работы. Нужно было не только убеждать вступить в Красную Армию как можно больше соотечественников, которых довольно много находилось в Москве и в близлежащих городах. Надо было собрать их, обеспечить оружием, обмундированием, продовольствием, агитационной литературой, наконец — раздобыть вагоны для отправки.

С одним из очередных отрядов пополнения уехал на фронт, под Казань, Самуэли. Через несколько дней, с новым пополнением, уехал и Гомбаш. Он имел то же задание, что и Самуэли, — быть комиссаром при отряде пополнения до момента, пока отряд не вольется в одну из действующих частей; попутно Гомбаш должен был собрать для газеты материал о том, как воюют на Восточном фронте венгры-интернационалисты.

Гомбаш успешно выполнил данные ему поручения. Но узнать хоть что-нибудь об Ольге не смог: слишком далеко оказался от мест, где она пропала. Напрасно в частях Красной Армии, в которых ему приходилось бывать, пытался отыскать людей, воевавших в местах, где случилась беда с Ольгой, безуспешно наведывался в лазареты и госпитали, расспрашивал, не слыхал ли кто об Ольге Кедрачевой, она же Гомбаш. Так и не найдя никакой ниточки, он загоревал: неужели не остается никакой надежды?

Возвратясь в Москву — поездка на фронт заняла больше двух недель, — Гомбаш узнал, что вновь организованная редакция, в которой он должен был работать, уже отправилась в действующую армию на Восточный фронт, куда он так рвался, а его заменили другим и пока оставляют для работы при комитете и одновременно в «Социалиш форрадалом». Он не стал возражать, партийная дисциплина есть партийная дисциплина, но надеялся: вернется в Москву Самуэли и поможет ему уехать на Восточный фронт. Однако даже если это и осуществится, возможностей отыскать следы Ольги стало еще меньше: в последних числах июля белыми взят Екатеринбург, и то место, где исчезла Ольга, теперь далеко за линией фронта.

Шли дни, недели. С фронтов поступали тревожные вести: на юге белые рвутся к Царицыну, на востоке идут тяжелые бои с чехословаками и белогвардейцами. И чем тревожнее становились известия с фронтов, тем чаще возвращался Гомбаш к старым своим мыслям, что он не на своем месте, что ему надо не в редакции сидеть, а быть на передовой. Самуэли уже давно на фронте. Как не позавидовать.

Самуэли появился в редакции, когда его уже перестали ждать. Радостно возбужденный, он не вошел — ворвался, торопливо и шумно поздоровался, оживленно заговорил, обращаясь сразу ко всем:

— А я прямо с дороги к Куну, а потом вместе с ним — сразу в Кремль, к товарищу Ленину, доложить, как наши воюют на фронте. И знаете, товарищи, о чем мы говорили с Владимиром Ильичем потом? Обсуждали положение у нас на родине! Задачи создания самостоятельной Венгерской коммунистической партии! Неотложные задачи!

Самуэли, вокруг которого столпились все сотрудники редакции, рассказал: с Лениным обсуждали последние, такие обнадеживающие вести — австро-венгерская армия разваливается, солдаты «голосуют ногами», уходя с фронта и требуя мира; Габсбургская монархия раскалывается на части — чехи, словаки, сербы, поляки требуют отделения от империи и образования самостоятельных государств; в Венгрии — забастовки, демонстрации, народ требует провозглашения независимости, немедленного выхода из войны, отозвания венгерских частей с итальянского фронта, с Украины австро-венгерские войска уже выводятся ввиду полного нежелания воевать.

— И знаете, что сказал Владимир Ильич? Что, поскольку у нас на родине назревает революционная ситуация, нам пора начать заботиться о том, чтобы вернуться туда и принять участие в событиях. Владимир Ильич, конечно, давно знает о нашей мечте — вернуться на родину и бороться за то, чтобы и у нас, как в России, трудовой народ взял власть. Товарищ Ленин спросил нас: «Готовы ли вы, возвратясь в Венгрию, создать партию коммунистов? Или пока останетесь в своей прежней партии, социал-демократической?»