Алим Кешоков - Восход луны

— Талант! Талант! — не мог нахвалиться клиент, найдя свою машину в хорошем состоянии. Действительно, за время его отсутствия Фуад вложил немало души в нее, драил, смазывал, подкручивал, подтягивал, будто машина досталась ему по наследству. — Слушай, гулям, ты заржавеешь или покроешься плесенью в этой дыре, хочешь, я тебя пристрою в хорошем месте — а то ведь зачахнешь, жалко будет твой талант.

У Фуада загорелись глаза:

— Куда?

— Куда, говоришь? — Хозяин сел за руль, кивнул головой в сторону кузницы и спросил: — Только куда ты денешь свое заведение, мастерскую в смысле?

— Она не моя. Вдова продать собирается.

— Ах, вот оно что. Выходит, ты еще бесприютный.

— Почти, — с грустью подтвердил Фуад.

— Тогда проще, — клиент вздохнул, снова повторил; — Тогда, парень, проще. Я напишу тебе записку, ты с нею пойдешь в аэропорт, в мастерские. Там чуть ли не авиаремонтный завод. Найдешь нужного человека. Я напишу его имя, адрес. Будешь проситься в бригаду по техническому обслуживанию самолетов. — Неожиданный благодетель вытащил авторучку, записную книжку, набросал несколько строк и протянул Фуаду листок бумаги: — Я написал, что ты моторист, смотри не подведи.

— От кого, сахиб? Кто вы?

Клиент завел мотор, включил скорость, потом высунул голову в окно и улыбнулся:

— Скажи, от Кемаля Ташана, Не забудешь? Магис салами!

— Магис салам!

Имя Кемаля Ташана ничего не говорило Фуаду. Проводив машину долгим взглядом, он посмотрел на записку, обещавшую ему работу на новом поприще. Конечно, за месяц он не стал опытным мотористом, но все же… Чем черт не шутит, ему терять нечего, к тому же он многое понимал в моторах внутреннего сгорания. На всякий случай возьмет с собой и учебник, чтобы в свободные часы доучиваться. О своих планах он решил не говорить вдове, пока все не устроится. Неизвестно еще, как обернется дело.

Новая работа полностью захватила Фуада. Он был согласен делать все, лишь бы находиться в аэропорту, пусть даже разнорабочим. Потом он свое возьмет прилежанием, настойчивостью.

Заработок был невелик, но давал возможность не умереть с голоду. Авиационная техника заинтересовала юношу необычайно. Он не упускал ни одной возможности заглянуть под капот и был счастлив, рассматривая двигатель самолета, наблюдая, как техник проверяет шасси или бензобак. Его любопытство было иногда чрезмерным, инженеры ворчали: дескать, не суй свой нос куда не надо, твое дело — тележку толкать.

Как и в кузнице у дяди, он спал тут же, в аэропорту, и поэтому круглые сутки был на подхвате. За это его ценили, и Фуад воспрянул духом. Теперь он считал себя достойным, а главное — полезным человеком. Понемногу он «проник» в бригаду технического обслуживания самолетов. За год он многому научился, теперь ему даже разрешали проверять исправность тех или иных деталей машины.

И кошка поймает павлина, коль ей повезет. Фуад-то уж наверняка поймал павлина: ему пообещали, что в будущем он сможет учиться в летной школе. Даже мечтать о таком Фуад не мог — учиться за казенный счет, потом самому водить самолет, летать из города в город, возить пассажиров. А до чего приятно проводить время в обществе миловидных стюардесс! Вот они в голубых нарядных костюмчиках важно спускаются по трапу или вместе с экипажем поднимаются на борт самолета, который сейчас взмоет в небо, повинуясь уверенной руке Фуада…

Фуаду тогда не было еще и восемнадцати, он был наивен, добр, доверял всем и каждому. Однажды ночью, когда он дежурил на аэродроме, к нему подошли двое в летной форме и, показывая на строй винтовых самолетов, спросили: «Какой из них заправлен?» Фуад назвал номер машины, готовой к полету. Незнакомцы сказали: «Шукран» — и ушли.

Неожиданно раздался сигнал тревоги. По аэродрому забегали встревоженные служащие, солдаты охраны в кого-то палили. На глазах у всех тот самолет, на который указал Фуад, поднялся в воздух. Его угнали неизвестные люди. На аэродроме разразился скандал. Искали виновников — ротозеев, проморгавших угон самолета. Арестовали кое-кого из охраны. Дознайся полиция, что Фуад, не подозревая об этом сам, помог самозваным пилотам, его тоже бы посадили. Фуад поэтому счел за благо оставить полюбившуюся ему работу и похоронить мечту о профессии летчика.

Он вернулся к прежней бездомной жизни. Наслушавшись рассказов о ловцах жемчуга, он решил попытать счастья на островах, принадлежащих соседней стране. Как раз в это время начинался сезон — ловцы жемчуга называют его «гуаз-аль-кабира». Фуад прекрасно умел плавать, глубоко нырял, был силен и молод. Почему бы ему не попробовать свои силы? Тем более что в дорогу ему собраться — что голому подпоясаться. Взял и поехал.

На островах как раз комплектовались специальные бригады. Охотников добывать жемчуг оказалось не так уж много даже среди местных жителей — потомственных ловцов.

На всю жизнь Фуад запомнил свой первый выход в море. Мечтательный юноша воображал себя смелым мореплавателем, уходящим к дальним берегам. Вместе с такими же, как он, бесстрашными бедняками отчалил он от берега под удары барабанов и напутствия оставшихся. Небольшие суденышки — самбуки — плыли прямо в открытое море. Паруса бесшумно влекли их по гребням волн туда, где на дне покоится сказочное богатство — морской жемчуг. Ловцы шли в море не на один месяц, поэтому трюмы были забиты бочонками с водой и продовольствием.

Самбуки с бортами, натертыми до блеска рыбьим жиром и проконопаченными ватой, беззащитные перед штормами, в часы отлива лежали на отмели. В это время ловцы жемчуга готовили себе пищу, вялили рыбу — словом, без дела не сидели.

Фуад в этих незнакомых местах больше всего боялся нечаянно наступить на морскую змейку. Во время отлива змейки часто зарываются в мокрый песок и ждут волны. Уколовшийся об их чешую человек может погибнуть. По крайней мере боль он испытывает такую нестерпимую, что сам, Случается, отрубает себе палец. В этих местах ядовитые обитатели моря то и дело подстерегают людей, не всякий поэтому решится стать ловцом жемчуга. Рыба фугу особенно опасна. Ее яд вызывает паралич языка, дыхательных мышц, кончиков пальцев рук и ног, тошноту, рвоту… Но у Фуада выбора не было…

Лов жемчужниц начинается на заре. Фуад поначалу не был ныряльщиком. Это искусство куда более сложное, чем искусство молотобойца. Он нанялся саибом, помощником ныряльщика. Помощник остается на палубе самбука и напряженно следит за тем, как идет дело под водой. «Следит» — не то слово, саиб должен чутьем угадать, когда надо тащить из воды сетку с раковинами, оказать помощь напарнику, если тот запутался в водорослях, «выдохся», поранил руку или ногу.

Самбуки уходили так далеко, что пресной воды хватало не всегда, и тогда ее запас пополняли в море. Фуад не сразу поверил в это. Оказывается, в районах промыслов бьют подводные ключи. С помощью шлангов они выведены на поверхность — без этого пришлось бы возвращаться на берег, тратить драгоценное время.