Ахияр Хакимов - Млечный путь

— Ну, что же... Будем работать! — и под бурные рукоплескания спрыгнул со сцены.

Он уже был наслышан, да и сам видел по прошлому году, какие муки терпит Куштиряк с немногочисленным скотом за долгие зимы. Дела на фермах были хуже некуда. В обветшавших коровниках гуляет ветер, наметая целые сугробы, овечьи кошары то и дело приходится откапывать от снега, кормов хватает едва ли до апреля, а там, в самую гиблую пору весенней распутицы, начинается падеж скота.

Уже на второй день после собрания Мансур обошел фермы, побывал на конюшне, а вечером созвал правление. Все ждали его слова, но он не торопился говорить, хотел послушать не в пример ему опытных односельчан, особенно — уважаемых стариков. Поначалу актив отмалчивался. Сбитые с толку бесконечными неурядицами, отвыкшие от деловых, откровенных разговоров и спора люди смотрели на молодого председателя с опаской: высунешься, скажешь что-нибудь невпопад и окажешься в дураках, а то и доверие потеряешь. Потому они больше вздыхали, и кряхтели, каждый хотел спрятаться за спину соседа, а если кто и выронит слово, то давал понять, что зря, мол, тратим время, все эти заседания — мертвому припарка; придет зима, и снова будет по-старому...

Мансур и сам знал, что это так.

— Значит, считаете, выхода никакого? — спросил он, ощупывая глазами собравшихся.

Никто голоса не подал, отчаянный вопрос председателя повис в воздухе.

— Можно сказать? — поднялся старик Шарифулла.

— Известно, что ты скажешь, — хмыкнул Зиганша. — Пусть другие говорят!

Шарифулла отмахнулся от него:

— Известно ли, нет ли, но скот нужно сохранить... Вот уже два года мы, старики, горло дерем, советуем, а эти умники нос воротят. Нельзя, дескать, не по закону... Выход есть. На зиму дойных коров надо раздать по дворам колхозников.

— Эка, хватил! — Это опять Зиганша.

— Не мешай, Зиганша... Спрашиваю: готовит каждая семья сена для своей скотины? Готовит, не без того. Это первое. Потом... в каждом доме есть картошка, остаются отруби да высевки. Значит, можно прокормить одну корову. Вот вы послушайте: летом, в самую пору сочной травы, колхозная корова дает четыре литра молока. Смех и позор! За это стоило бы как следует всыпать заведующему фермой. Ну, а зимой? Тут и вовсе одни слезы. В среднем два литра, а некоторые коровы совсем перестают доиться... Что хочу сказать? Если кто согласится взять на зиму корову, то пусть сдает по три литра молока в день. А будет ухаживать за ней получше и, скажем, по четыре-пять литров получать, то излишек оставит себе. Выгода какая всем! И коров сохраним, и колхозник не в накладе.

Мансур и сам подумывал об этом, и теперь, когда один из самых авторитетных в ауле стариков высказался в том же духе да еще подкрепил свою мысль подсчетами, он вздохнул с облегчением.

Но дело, конечно, было непростое, и разгорелся спор.

Первым после Шарифуллы взял слово Зиганша. Вот он снял шапку, внимательно оглядел ее, поворачивая и так и этак, провел рукой по маленькой, как у подростка, голове, пригладил жиденькие волосы.

— Так, так... — сказал, выдержав паузу. — Значит, думаешь, у председателя нашего две головы? Одна полетит — другая останется?.. Уж на что Галиуллин, прежний наш председатель, человек опытный, всякое повидавший, но и тот ни разу не пошел на такое. Почему не пошел? А потому, что знал: на политическую ошибку толкает уважаемый Шарифулла!

— Видали праведника, печальника колхозного! — снова вскочил старик Шарифулла. — Даже дружка своего вспомнил, пьяницу и жулика! А где ты был, когда от бескормицы каждую весну трех-четырех коров лишались? Об овцах я и не говорю, те десятками мерли! А вы, умные головы, списывали все это на болезни, скрывали, что кормов заготовили от силы на четыре месяца вместо шести-семи. Вот где ошибка!

— Ты тоже с неба не свалился, членом правления был, — буркнул Зиганша.

— Был, а что толку? Разве Галиуллин слушался нас? Зато вот такие, как ты, во всем ему поддакивали. Знаем, к списанным коровам пристегивали и упитанных подтелков, но у вас все шито-крыто, акты налицо...

— А ты говори, да не заговаривайся! За клевету тоже статья имеется! — не унимался Зиганша.

Тут в спор вмешался Хайдар:

— Ты помолчи, Зиганша, а то запугал всех... Я думаю, прав Шарифулла-аксакал. Надо обсудить спокойно, нам ведь важно спасти скот... А вот и другое: из сорока коров на сегодня тридцать две дойных. И что же? По сводке уже сейчас сдаем меньше ста литров молока! Зимой-то дай бог чтобы по полтора литра с коровы нацедили. Опять же кормов заготовлено меньше прошлогоднего...

— Что скажет заведующий фермой? — спросил Мансур.

— Не скажет! Ахметгарей — он у нас осторожный, первым в лужу не ступит, пусть сначала другие замочат ноги, — пошутил кто-то.

Но на этот раз Ахметгарею не удалось отмолчаться. Он нехотя поднялся на ноги.

— Сиди, сиди! — хохотнул тот. — Потолок заденешь...

Человек с непомерно широкими плечами, кряжистый, но ростом чуть выше подростка, Ахметгарей равнодушно оглядел присутствующих и каким-то бесцветным сонным голосом произнес:

— Не знай, не знай, товарищи, погнавшись за лисицей, как бы зайца не упустили...

— Вот-вот! Он ведь и жену себе выбрал не сам, а это... на вкус соседа, — снова засмеялся шутник.

— Еще раз тронешь жену, по шее получишь, — беззлобно ответил Ахметгарей. — А насчет коров надо с райкомом посоветоваться.

— Ишь какой умный! — не выдержал Хайдар. — Хочешь свою заботу на райком взвалить? С больной головы на здоровую?.. Может, прямо у Москвы разрешения просить, а? Нет, брат, пан или пропал, сами будем решать! Если товарищ Кутушев скажет, то завтра же составлю список желающих разобрать коров по дворам. Народ, думаю, не будет против.

— Афарин [10] Афарин — возглас одобрения. , наконец-то головой стали думать, а не сидячим местом! — поддакнул ему старик Шарифулла.

Но не сдавался и Ахметгарей:

— Не знаю, узаман [11] Узаман — обращение к уважаемому старику. , Кутушев-то как бы партбилета не лишился...

— А ведь, к слову, ты и сам партийный человек! Готовься вместе со всеми нести ответственность.

Мансур, конечно, понимал, что дело это не совсем чистое. При желании припишут и нарушение устава, и подрыв колхозного строя. Такие, как Зиганша, уже теперь горло дерут, хотя не о колхозе у них болит голова, а свое боятся упустить. Им привычнее старые порядки, а вернее сказать — беспорядки. Но скот-то надо спасать. Если большинство колхозников поддержит правление, то разве постановление общего собрания не приобретает силу закона? Вот что надо обдумать хорошенько и обосновать. Нелишне будет разузнать, как поступают соседи в таких случаях...

Пока активисты судили-рядили всяк по-своему, Мансур прислушивался к слитному гулу спорящих голосов и старался уловить, куда склоняется правление. Полного единодушия не было, потому он, подняв руку, прервал обсуждение: