Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 1. Честь

В памяти Кряжева промелькнули тяжелые картины боев, гибель товарищей, ужасы немногих дней плена… Если бы только знал этот чванливый майор, как он рвался к своим!..

Харин по нескольку раз в день докладывал Бурунову свои малейшие подозрения о танкисте. Увидев как-то Кряжева в кругу бойцов, которые относились к нему доверчиво и любили его за рассказы о смелых боях наших танкистов в первые дни войны, Харин потребовал, чтобы комиссар занялся этим «подозрительным типом». «Он подбивает на что-то бойцов», — так он заявил Бурунову. Но Бурунову было не до отдельных личностей. Он выводил из окружения полк. И он ответил: «Погоди, майор, не торопись. Будет время, разберемся».

Физическое и моральное напряжение людей достигло предела. Еж жаловался идущему рядом Мурадьяну:

— Веришь, до того изголодался и истощал, что ребро за ребро цепляется…

У некоторых не сходило с лица выражение отчаяния и безнадежности. Каждый боец знал, что может внезапно начаться кровавая битва не на жизнь, а на смерть; и, прежде чем они соединятся со своими войсками, им придется прорывать не одно кольцо окружения. Были бойцы, которые, потеряв веру, спрашивали друг друга:

— Как думаешь, пройдем?

— Трудновато сказать, как оно выйдет…

И в этом ответе слышалась затаенная надежда и отчаяние.

— Ведь немец-то на машинах, а мы по болотам на своих на двоих. Трудно нам тягаться с ним.

Но были случаи и похуже, когда вспыхивало недовольство. И удивительно, в те минуты как из-под земли вырастал Бурунов. И откуда он только черпал свою недюжинную духовную силу! Властно светились его суровые и цепкие глаза, зорко наблюдающие за всем и за всеми. В эти дни бойцы говорили мало. Они шли молча, тяжело волоча налившиеся чугунной тяжестью ноги, шли по лесным тропам, глухим зарослям, топким болотам. Думалось: сбрось с себя хотя бы вещмешок, и можно идти еще долго. А тут, ко всему прочему, надо еще нести казавшееся неимоверно тяжелым оружие и патроны. Некоторые бойцы стали пререкаться с командирами, открыто выражая недовольство.

Началось все с того, что боец-пулеметчик попытался бросить станок от пулемета «максим», а Бурунов приказал ему перебраться со станком через болото. Тогда боец, бесшабашно махнув рукой, взвалил станок и, не приглядываясь к болоту, пошел напропалую, попал в трясину и утонул. Это и послужило толчком к недовольству. По рядам пошел ропот:

— Кто мы, люди или скоты? Гибни и то с ярмом на плечах?…

— Да в каких это законах писано, чтоб над людьми так измываться!

— Он-то погиб, не воротишь, а вот каково будет такая весть материнскому сердцу?

— Как же, братцы, дальше-то? Долго еще нам по лесам бирюками скитаться? Третьи сутки штаны из рук не выпускаю, — жаловался щупленький боец с редкими волосами на подбородке. — Бушует в животе от грибов. Что мы, свиньи, что ли, чтобы нечисть жрать всякую?

— Чем блукать без толку по лесу, лучше разойтись по домам, — робко предложил маленький клещеногий боец в широких, как юбка, шароварах. Его круглые юркие глазки быстро забегали по сторонам, ища у бойцов поддержки и сочувствия. Но кто-то спросил спокойным, вразумительным голосом:

— А куда домой-то, к немцу, что ли? По-видимому, родная деревня этого бойца осталась позади.

— Немец не волк, а ты не овца. Не бойся, не съест, — огрызнулся тот.

В разговор вмешались другие. Лес загудел от взволнованных голосов:

— И то правда!.. Чего без толку болота мерить, айда домой!

— В общем так! Кто по домам, пусть отходит ко мне. Хватит митинговать! Не время!

Около пятидесяти бойцов, преимущественно старших возрастов, недавно призванных из запаса и еще не испытавших тяжести боев, неуверенно окружили заводилу. Подопрыгора сообразил, что надо немедленно разыскать Бурунова, и только он хотел улизнуть незаметно, как появился Бурунов. Его внезапный приход огорошил всех. «Бунтовщики» притихли, замерли в напряженном ожидании, стараясь угадать, как поступит комиссар. Из толпы бойцов, отошедших к зачинщику, выступил вперед грузный, пожилой мужчина, заросший черной, смолистой бородой. Он бросил вызывающий взгляд в сторону комиссара, потом презрительно посмотрел на кривоногого маленького заводилу, испуганно жавшегося к толпе, сказал грубо, резко махнув рукой:

— Сказ один. Не хотим иттить дальше — и все. Пора расходиться по своим деревням…

— Твой сказ? — громко прервал его Бурунов. — А вот тебе наш сказ, наш приговор, предатель! — комиссар вскинул пистолет и выстрелил в провокатора.

И тут же властно последовала его команда бойцам:

— Ста-но-вись!.. Равняйсь!.. Смирно!

Комиссар привел бойцов к основной массе полка и распустил по подразделениям.

Бурунов подошел к лежавшему на носилках Канашову. Он хотел рассказать ему о случившемся, но, взглянув на измученное желтое лицо подполковника, раздумал.

— Кто там стрельбу поднял, Николай Тарасович? — спросил Канашов.

— Свои, Михаил Алексеевич. Все в порядке, — ответил комиссар.

Канашов нахмурил брови.

— С боеприпасами поэкономней надо. Каждый патрон беречь. Впереди еще не один бой.

— Не волнуйся, Михаил Алексеевич, не пропали выстрелы даром. — И помолчав немного, добавил: — Они нам сотни людских жизней спасли…

Подбежал запыхавшийся Харин.

— Товарищ Канашов, кому вы доверили полк? — Он зло посмотрел на Бурунова. — Когда я предупреждал его о подозрительном типе, называющим себя офицером-танкистом, он отмахивался… Проглядел шпиона, разлагающего наших людей. А теперь применяет самосуд, бойцов расстреливает. Я требую немедленно расстрелять шпиона Кряжева, а комиссара отстранить от командования.

— А кто вы такой? — вскипел Бурунов.

— Я начальник штаба дивизии…

— Где он, ваш штаб? Вы начальник без штаба. Идите, иначе я не ручаюсь за себя.

Канашов, обессиленный и бледный, устало сомкнул веки.

— Товарищ майор, прошу вас удалиться… Я разберусь сам.

Харин взвизгнул сорвавшимся голосом:

— Замазать преступления, товарищ подполковник, вам не удастся! У меня сотни свидетелей. Разбираться тут не в чем. Таких надо гнать из армии и из партии. Вам, Бурунов, не удастся уйти от ответа, я сообщу о вас. Подождите!.. Канашов с трудом приподнялся на локтях. Голова его кружилась от острой боли.

— Уйдите немедленно, майор… Я вам приказываю, как старший.

Глаза Канашова горели ненавидящим огнем. Голова его сникла, и он закрыл глаза.

Харин быстро шагал, не разбирая дороги. У лесного заболоченного ручья он увидел врача Аленцову. Она сидела, опустив в воду обнаженные до колен ноги. Карие глаза ее были печальны, исхудавшее лицо отливало загаром. Харин залюбовался и решительно направился к женщине.

Несколько раз он уже пытался сблизиться с Аленцовой, но она лишь застенчиво улыбалась и на его признания отвечала тихо: «Не надо об этом, товарищ майор. Не время…» В начале их знакомства Аленцова доверчиво рассказала ему о своей жизни. У нее было два сына. Одного она потеряла накануне войны — утонул в реке, а второго, годовалого, еще грудного ребенка — совсем недавно. Вскоре в числе многих беженцев попала к немцам в плен и оттуда бежала.