Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 1. Честь

— За плоху работу объявляю вам замечание и приказываю ше одну запасну позицию отрыть… Понятно?

Отдав приказание, он ушел. Еж проводил его сердитым взглядом.

— Вот ты и отдохнул, Ефим… Проковыряешься тут до полночи. Сама себя раба бьет, что не чисто жнет…

Он с завистью поглядел на Андрея, тот, аппетитно зевая, расстилал шинель.

И вдруг тяжелая рука Полагуты легла на плечо Ежа.

— Давай-ка вместе, Ефим, отроем.

Глаза у Ежа просияли.

— Я и так тебе проспорил вчера, — дрогнул его голос.

— То само собой, — бросил Андрей, поплевав на руки. Он с силой ударил лопатой в сухую землю, комья ее полетели в разные стороны.

Никогда еще Еж не чувствовал себя таким виноватым…

Обходя позиции, которые готовились для тактических учений, Канашов подозвал Миронова. Сделав несколько замечаний, он сказал:

— Надо, лейтенант, проявлять больше выдумки на тактических занятиях. Бойцы должны чувствовать, что их обучают полезному делу. У вас на занятиях много рассуждений… «Откуда это он знает?» — подумал Миронов.

— Вот ваш товарищ по училищу — Жигуленко — провощит их куда лучше…

Миронов стоял, смущенно теребя гимнастерку. «Тоже мне нашел, с кого пример брать!»

— Прочтите вчерашнюю передовую в «Красной звезде» — «За отличную подготовку станковых пулеметчиков». Она вас касается. Вы, молодые командиры, должны быть особенно беспокойными. Мало хорошо знать то, что в военном деле уже сделано до вашего прихода в армию. Служить надо так, чтобы постоянно искать… А вот со станком у вас хорошо получилось, — слегка улыбнулся Канашов. — Это верный путь к завоеванию авторитета командира.

Канашов простился и уехал. «Пойти проверить, как идут работы?» — подумал смущенный Миронов. Нет, сейчас хотелось остаться одному и хорошенько обдумать сказанное Канашовым.

Солнце щедро пекло, хотелось пить. Разговаривая с Канашовым, Миронов видел, как принесли ведро воды — норма на взвод, как бойцы с шутками делили ее, и даже слышал, как смеялись над лежащим на траве Ежом, выливая ему в котелок остатки воды. «Неужели Правдюк обо мне забыл? — подумал Миронов, направляясь на позицию, где ему приготовили наблюдательный пункт. — Ничего, расстегну ворот гимнастерки, полежу на прохладной земле и забуду про жажду».

По пути он остановился у запасной позиции, где работали Еж и Полагута. Потный, перепачканный землей Полагута бросил рыть и протянул котелок с водой.

— Пейте, товарищ лейтенант.

— Спасибо, товарищ Полагута. Я не хочу, — отказался тот.

На наблюдательном пункте кто-то уже позаботился принести соломенные подстилки.

Миронов прилег на солому, расстегнул ворот гимнастерки, вытер платком пот. От близости сырой земли было легче дышать. И вдруг он увидел в нише, вырытой в боковой стенке, чей-то котелок. Он взял его. В нем была вода. Отхлебнул глоток, пополоскал рот и выплюнул. На боку котелка были выцарапаны четыре буквы: «Ягод». «Так это Ягоденко проявил обо мне заботу?» — догадался Миронов. И тут зашуршала, посыпалась земля, сверху показалось лицо сержанта Правдюка, тот протягивал котелок.

— Товарищ лейтенант, это ваша порция осталась…

Миронов встал, застегнул ворот гимнастерки и взял у него котелок. Затем протянул ему чужой.

— А этот отдайте Ягоденко. Он тут наблюдательный пункт оборудовал и, наверное, забыл его.

Вскоре после майских праздников в дивизию пришла телеграмма, подписанная командующим войсками военного округа. В ней приказывалось отложить до конца мая проведение генеральной «репетиции» тактических учений с боевой стрельбой. На учения прибудет сам командующий с группой работников штаба округа. Русачев срочно собрал командиров полков и начальников штабов, начальников родов войск и служб. Пришел никем не приглашенный и новый парторг полка Канашова — старший политрук Ларионов. Высокий, стройный мужчина с усталым лицом и красивыми черными цыганскими глазами и бровями. Русачев недовольно покосился в его сторону. Комдив начал с того, что отругал хозяйственников.

— Черепашьи у вас темпы… До сих пор даже трибуны нет для выступления командующего!

— И дорога к месту учения такая, что сам черт ногу сломит… — добавил полковой комиссар Коврыгин.

— Если мне хоть на какой-нибудь недостаток укажет командующий, — погрозил Русачев, — я вас всех разгоню. Попомните мое слово!!!

И, несмотря на то, что начальники продфуражного снабжения или технической службы не имели никакого отношения к этим вопросам, они сидели красные, потные, боялись встретиться взглядом с комдивом.

К удивлению всех, Русачев не сделал никаких замечании Канашову. За последнее время комдив часто бывал на занятиях в полку Канашова и не раз спорил с командиром полка, иногда дело доходило до резких разговоров, но сейчас, на совещании, он даже не обмолвился о своем недовольстве. А ведь только позавчера они снова столкнулись. Канашов предложил ознакомить расчеты полковых минометов с устройством мин и дать им отстрелять упражнения до того, как они примут участие в учениях, а Русачев решительно воспротивился, ссылаясь на приказ, запрещающий знакомить с этими минами и тем более отстреливать.

— Что ж это выходит, Василий Александрович, будто мы своим людям не доверяем? Ведь воевать-то будут они. Какой же прок, если они толком не знают своего оружия?

— Не торопитесь, товарищ Канашов. Будут воевать, тогда и узнают, а нарушать приказ я не разрешаю.

— Но ведь командующий дал согласие. И, по-моему, незачем засекречивать каждый пустяк… В иностранной печати публикуются все сведения о таких тяжелых минометах, и даже «Красная звезда» о них писала, а мы засекречиваем.

— Сказать, товарищ Канашов, все можно: разрешаю, мол, делайте. А где документ? Меня, а никого другого, тряхнут за это. Ты уж лучше черкни официальную бумажку. Подпишет командующий — тогда и обучай. Я не возражаю.

Но, и об этой стычке не упомянул Русачев на совещании. И вдруг, к еще большему изумлению, впервые за много месяцев сказал:

— Вчера на занятиях у Канашова был, беседовал с некоторыми бойцами. Умеет он с людей требовать. И все они ему, как богу, верят. — Русачев тяжело вздохнул и добавил неохотно: — Неплохой бы из тебя, Канашов, политработник вышел.

Заместитель комдива по политчасти Коврыгин недовольно покосился на Русачева.

К Канашову он все больше и больше питал неприязнь за его резкое выступление на партийной конференции в адрес политотдела.

— Я это без шуток говорю… Умеет он находить путь к людям.

Эта внезапная похвала настолько смутила Канашова, что он слегка растерялся. А через неделю после этого совещания прибыло письмо от командующего военным округом. В письме указывалось, что генеральная «репетиция» назначается на двадцатое мая, а сами учения — на конец июня, после окончательного выхода войск в лагеря. Сам командующий обещал быть на «репетиции».