Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 1. Честь

— С каким товарищем?

Лейтенант мнется: видно, ему не очень хочется вспоминать об этом.

— Я и мой товарищ лейтенант Кочура позавтракали утром в ресторане и выехали в часть на попутной машине, так как поезда на Брест теперь не ходят: говорят, немцы захватили Кобрин…

— Да при чем тут немцы? — ударяет по столу рассерженно полковник. — Вы когда должны были прибыть в часть, лейтенант? Двадцатого июня, а сегодня двадцать четвертое. Вы увиливаете от службы… прячетесь…

— Товарищ полковник, — пытается возразить Нежинцев, — мы ведь не виноваты, что попали под бомбежку…

— Да, но где же ваш товарищ? Не оправдывайтесь, лейтенант.

Нежинцев, глядя в строгие глаза полковника, морщится от колючего взора.

— Моего товарища убило, — понижает он голос, — шофера убило и бойца… А меня, — развел он руками, — сами видите.

— Но почему вы оказались спящим в скирде, когда кругом немцы и мы отступаем?

Нежинцев удивленно глядит на полковника. «Разве я виноват?» — говорит его наивный, мальчишеский взгляд.

— Я… я, товарищ полковник, очень устал… Ну, прилег отдохнуть на минутку — и уснул.

— Хорош командир! Идет война, он отдыхать вздумал. — Полковнику надоел этот детский лепет лейтенанта, и он махнул рукой. — Ладно, лейтенант. Ваше счастье, что вы были ранены. Подойдите ко мне ближе.

Нежинцев удивленно посмотрел на полковника и приблизился к столу. На столе развернута карта пятидесятитысячного масштаба. Километров десять южнее областного города начерчен синим карандашом парашютик. Город опоясывает красная зубчатая шестерня. Она обозначает круговую оборону.

— Вы меня не знаете, лейтенант?

— Нет, — отрицательно качает головой Нежинцев.

— Я начальник штаба армии, в которую вы направлялись служить.

Лицо Нежинцева оживилось. Ему приятно, что с ним, лейтенантом, разговаривает такой большой начальник.

— На вас возлагается ответственное поручение.

— Я вас слушаю, товарищ полковник, — вытягиваясь, отчеканил Нежинцев.

— К вечеру вы должны быть в городе, разыскать там самого старшего командира и передать от моего имени эту карту и приказание немедленно уничтожить вот здесь, — ткнул он карандашом в нарисованный парашютик, — немецкий воздушный десант. Численность его точно не установлена, но, по данным нашей разведки, там не меньше полка. Вам все понятно, лейтенант?

— Ясно, товарищ полковник.

Полковник сказал красноармейцу:

— Дайте ему лучшую лошадь… И предупреждаю, лейтенант, если вы опять попадетесь в пьяном виде или будете отдыхать при исполнении служебных обязанностей, я расстреляю вас.

— Приказ будет выполнен, товарищ полковник.

Нежинцев торопливо сложил карту и, не помня себя от радости, — еще бы, ему удалось выпутаться из такой непредвиденной неприятности! — выскочил из избы.

«Подозрительный полковник, — подумал Нежинцев, когда вышел. — Вроде с лица русский, а говорит с каким-то странным акцентом».

Нежинцеву дали коня. Черная атласная шерсть его блестела. Он гарцевал на тонких упругих ногах и удивленно косил на лейтенанта глазом, выгибая лебединую шею.

— Лейтенант умеет ездить конь? — спросил тоже с акцентом красноармеец в мешковатом новом обмундировании. — Конь немецкий…

— Могу, могу, не сомневайся, — блестя глазами, ответил Нежинцев.

«Должно быть, недавно в армию призван из гражданки, по мобилизации. Ишь, какой несуразный! — отметил Нежинцев. — Наверно, полковник взял в ординарцы земляка».

Конь рванулся с места так, что перехватила дыхание, и, вырвавшись на дорогу, пошел галопом. Нежинцев сжался в пружину, напрягая все силы и стараясь сдержать коня, но тот, не слушаясь, рвался безудержно вперед.

К вечеру Нежинцев с трудом остановил запалившегося коня. Дальше было ехать нельзя. Он бросил коня и сел на попутную машину. В тот же вечер, часов в восемь, он стоял перед полковником Русачевым. Выслушав приказание начальника штаба армии, комдив долго изучал присланную карту и изредка тяжело вздыхал.

— Приказ есть приказ, — сказал он стоящему подле него Зарницкому. — Вызови ко мне командиров полков.

— И как все это нелепо получается! — возмущался Зарницкий. — Заняли оборону в городе, и вот на тебе: бросай все и иди уничтожай десант. Товарищ полковник, может быть, нам подождать, пока не наладим связь со штабом армии?

— Да ведь ты еще с утра послал офицера связи, и он все не возвратился. Что ж нам ждать? Пока мы с тобой налаживаем, нам головы поснимают за невыполнение приказа. Сам знаешь, какое время.

— Да, — согласился Зарницкий, — придется выполнять… Но кто же останется оборонять город?

— Вызови ко мне срочно коменданта города. В его распоряжении имеется строительный батальон и комендантская рота.

В полночь дивизия Русачева уже следовала в район предполагаемой высадки немецкого воздушного десанта. Разведчики, которых Русачев, буквально загонял, требуя сведений, доносили одно и то же: никакого десанта нет. Но Русачев настойчиво требовал «искать десант» и к утру, взбешенный до предела, пригрозил расстрелять командира роты разведки за невыполнение приказа. А к вечеру следующего дня стало известно, что немецкие танки после короткой перестрелки ворвались в город и захватили его без боя.

Русачев приказал взять под стражу лейтенанта Нежинцева. «С этим вражеским лазутчиком надо разобраться и расстрелять перед строем за измену Родине». Он поручил это дело Зарницкому и прокурору дивизии, а от политработников был выделен Бурунов.

…Мильдер торжествовал. Майор Кауфман блестяще выполнил его задание. Переодевшись в форму советского командира-полковника и владея русским языком, он сумел убедить молодого лейтенанта и при помощи его обмануть опытного военачальника, который бы наверняка со своей дивизией задержал наступление на несколько суток.

Как только стало известно, что немцы захватили город, Русачев понял хитрую уловку врага. Но теперь он был отрезан от армии. И тут же вскоре вернулся офицер связи. Он вручил Русачеву приказ командующего: оборонять областной центр и не оставлять его ни в коем случае. Из армии обещали прислать артиллерийский полк и танковый батальон.

Русачев был подавлен. Артполк и танковый батальон, направленные на усиление дивизии, теперь попали в окружение. Больно ранило самолюбие Русачева и то, что его, старого, опытного командира, обманули, как мальчишку. Он понимал, что это непростительный промах и что для него не может быть никакого снисхождения.

Русачев никого не принимал, поручив Зарницкому решать все вопросы. Его уединение и горькие раздумья нарушил приход подполковника Муцынова. Полк его должен был следовать в арьергарде дивизии без усиления.