Владимир Воробьёв - Я не придумал ничего [Рассказы для детей и взрослых]
- Название:Я не придумал ничего [Рассказы для детей и взрослых]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Пермское книжное издательство
- Год:1985
- Город:Пермь
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Воробьёв - Я не придумал ничего [Рассказы для детей и взрослых] краткое содержание
Я не придумал ничего [Рассказы для детей и взрослых] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Знаете, Володя, у меня брал уроки немецкого один коммунист, он был в восторге и так просил, так просил меня подарить ее! Но я отказала…
Слово «коммунист» было произнесено как-то так вот, как мы с вами никогда не сможем. Даже «людоед» или «марсианин», «селенит» или «черт с хвостом» — все будет не то… не таким чуждым.
Зато с особенным трепетом, с каким-то болезненным восторгом произносила она слово «государь» и вкладывала в это слово особый смысл, нечто неземное присутствовало в нем. Отказывалась ли она принять действительность, или это пришло потом?.. Так, однажды, когда я что-то произнес о революции, фрейлина сделала большие глаза, и как о совершенно очевидном мне было сказано:
— Революция? Да бог с вами, Володя, не было никакой революции. Просто в Петербурге два дня не было хлеба, и государь отрекся от престола!
Вот так. Не было, оказывается, февральской революции. НЕ БЫЛО НИЧЕГО. Всеми силами души жаждала она, чтобы НЕ БЫЛО НИЧЕГО! И это стало ее верой, ее последним прибежищем.
Я шел к ней на урок в тихий светлый полдень. Не пылало в небе солнце, не было облаков, и крыши домов, и листва деревьев, и мостовые серебряно светились. Всегда отчего-то грустно в такие дни, и люди становятся молчаливее и добрее…
Проходя мимо собора, я увидел на паперти крышку гроба, обитую розовым шелком. Что-то будто толкнуло меня, я остановился. Потом снял кепку и медленно пошел по ступеням. Войдя в полумрак храма, увидел розовый гроб и возле него знакомые тени. Они расступились, и я приблизился. Да, это была она.
Мерцали тоненькие свечи, равнодушные святые на стенах не хотели смотреть ни друг на друга, ни на людей.
В маленьких ручках фрейлина держала желтую свечку, которая нетрепетно горела ровным слабым светом, освещая ее сейчас строгое лицо. Лицо человека, который очень устал и ждет, когда же, наконец, все уйдут, но не хочет этого показать.
Я вышел и на паперти стал совать в карманы брюк такую нелепую здесь, ненужную, свернутую в тугую трубку тетрадь.
Серебряно светился наш белокаменный городок.
КАК Я БЫЛ ДОКТОРОМ
ля начала скажу, что я никогда не был доктором. Я, правда, хотел им быть, даже в медицинский институт поступил и даже учился в нем… целый год. В мое время поступить в институт было делом не очень сложным. Особенно в медицинский или педагогический. В те времена все хотели быть полярниками, летчиками, инженерами, мореходами, командирами, а врачами и учителями желающих стать было немного. Была даже такая неумная поговорка: «Пед да мед — хуже нет».
А я давно уже хотел стать врачом, исцелять страждущих радиоволнами и электричеством, жаждал открыть неизвестную человечеству биоэнергию, заставляющую, как я полагал, биться человеческое сердце. И еще мне хотелось «уничтожить боль», изобрести этакую какую-нибудь электроанестезию… Я и о многом другом в этом роде мечтал, еще когда учился в школе и безоглядно увлекался радиолюбительством.
Но тут необходимо коротенькое отступление. Лет девяти-десяти я однажды с приятелями залез на крышу невысокого сарайчика в соседнем дворе, куда какая-то старушка загоняла по вечерам своих коз.
Что нам надо было там, на крыше, кто его знает. Шалили от безделья. И доигрались. Я провалился сквозь эту крышу, полетел вниз и сидя ударился о кирпичный пол. Посадка произошла настолько жесткая, что не быть бы мне живу, да спас меня широкий кожаный пояс с пряжкой флотского образца. От боли в животе и спине я пришел в себя не сразу. Помню, вокруг темно, сверху надо мной большая голубая дыра, чья-то голова заслонила ее… Ребята, слышу, отворяют сарайчик, вбегают. Помогли мне выбраться на залитый солнцем двор, позвали взрослых, кто-то из них отнес меня домой.
По-настоящему я оценил случившееся уже студентом. Вдруг стало невозможно сидеть подолгу: начинала нестерпимо болеть спина.
В больнице спросили:
— Падали?
— Да, — говорю, — было, давно.
Сделали рентгеновский снимок, посовещались и говорят мне:
— У вас туберкулезный спондилит, коллега. Однако не падайте духом, ученье только пока прекратите.
— Вы где живете? — спросил седой, полный и очень добрый доктор.
Я сказал.
— Так ведь это превосходно, курортный город! — воскликнул он, забыв, наверное, что этот курорт мне абсолютно противопоказан.
— У вас есть родители? — спросил другой, не седой еще и не полный, но тоже очень добрый доктор. — Превосходно, коллега! Поезжайте, никто так не позаботится о вас, как мама. Мамы, они такие!
Я знал.
В общежитии я поднялся на верхний этаж. Там жили студенты последнего курса. Вхожу в одну комнату и спрашиваю этак беспечно:
— Товарищи! Что такое туберкулезный спондилит?
Им и в голову не приходит, что это у меня, кудрявого, краснощекого, туберкулез позвоночника.
— В ящик, — отвечает мне один.
И другой кивает согласно, не поднимая головы от учебника.
«Да ну вас к шутам собачьим», — думаю. Иду в другую комнату. Бодро здороваюсь и задаю тот же вопрос.
— Летальный исход, — отвечает мне один, лохматый, носатый, скучный, в очках. Он, наверное, как надел очки, так сразу, еще в пятом классе, по-латыни заговорил.
— Кадавер, — уточняет другой, весь светленький, в голубенькой майке.
Он благожелательно смотрел на меня и ссыпал с ладони в рот хлебные крошки.
Я и раньше знал, что «летальный» исход ничего общего с авиацией не имеет и означает смерть. А красивое латинское слово «кадавер», хоть и похоже на имя какого-нибудь испанского гранда, особенно если прибавить что-нибудь вроде Санта Мария, тем не менее просто означает труп.
«Пойду к девушкам, они добрые», — решаю я и стучу в первую же дверь к старшекурсницам.
Меня они хорошо тут знали, потому что я в общежитии был электриком, подрабатывал к стипендии. Это я научил их подключать двумя булавками электрические утюги, потому что иметь розетки в комнатах было строжайше запрещено. Девицы встретили приветливо, усадили и, как всегда, закидали вопросами: отчего, например, я никак до сих пор ни на ком из них не остановлю выбор, пожурили, что я будто отдаю предпочтение соседней комнате, где живет красавица Юленька, а, между прочим, у нее летчик! Вот!..
Я понимал: им надоела зубрежка, они обрадовались предлогу пощебетать весело и бездумно.
Наконец мне удалось вставить слово. Студентки и в самом деле оказались и умнее и тактичнее парней. Они участливо спросили, у кого… В «одного знакомого» они не поверили сразу. Пригляделись ко мне, а женщины — народ чуткий, наблюдательный. Но я тоже был наблюдательный и заметил, КАК они переглянулись.
«Дело-то дрянь», — правильно решил я. Но старшекурсницы, не скрывая правды, все-таки сумели внушить мне надежду. Что ж, молодости вообще свойственно надеяться.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: