Владимир Степаненко - Майские ласточки

— Ты был в Баку?

— Проходили там производственную практику, с Гали Рамсумбетовым на одной буровой работали.

— Где он сейчас?

— Не интересовался. Уверен, лучше не стал. Идем к Петру. Знаешь, чем он занимается? Капканы мастерит на песцов.

— Все ты знаешь, Владимир, о других, — недовольно сказала жена. — Меньше бы болтал. Попробовал бы лучше тоже сделать капканы. Смотришь, поймал бы мне песца на воротник! Петр не только капканы мастерит. За отпуск жене сделал два шкафчика для продуктов.

— Я рыбак. Привез тебе муксунов. Дойдет очередь и до шкафчиков.

Петр Лиманский сидел на кухне. К столу привернуты слесарные тиски. Сбоку разложены инструменты: ножовка, зубило, электрическая дрель.

— Извини, Олег, руки у меня грязные, — сказал Петр Лиманский. — Решил немного помастерить.

Из открытого выреза майки выбивались курчавые волосы.

На стульях сидели два мальчика и девочка — дети буровика, и завороженно смотрели на стол, где лежали инструменты.

Петр Лиманский ловким движением сгибал полосы стали, сверлил дырки и пропиливал острые зубцы в скобах. Не отрываясь от работы, он с таким же интересом, как и Владимир Морозов, выслушал просьбу летчика. Он знал все склады экспедиции и обещал договориться, чтобы отрезали нужные размеры труб.

Узнав от Олега о его обещании, данном Кожевникову, Ачкасов вызвался ему помочь. На своей машине доставил заготовки в ТЭЧ. Перебирая в памяти события последних недель, вспомнил, что кончается санитарная норма у экипажа Кирилла Свиридова. Для работы в экспедиции надо готовить новый экипаж. Он бы с удовольствием послал Олега Белова, но приказа из управления до сих пор не было. Решил об этом напомнить Васильеву.

Комэск верил в молодого летчика и засадил его за изучение руководства по летной эксплуатации вертолета Ми-8. При составлении графика на провозные полеты включил туда и Белова. Знал, что Олег еще покажет себя.

Кожевников проснулся сразу, пытаясь уяснить причину внезапного страха. Перед ним все еще витали беспорядочные обрывки привидевшихся картин. В эту минуту ему казалось, что сон не прерывался, а перемеживался явью. Нестерпимый солнечный свет слепил и затуманивал сознание.

…Поздно ночью он заснул под ураганный ветер, налетевший с моря. Балок раскачивался, как в десятибалльный шторм, жалобно стонали скрипучие переборки и стояки. Но, заглушая вой ветра, сметая его, глушил сверху пронзительный свист реактивных двигателей. Засыпая, Кожевников помнил: буровая работала исправно. Все электродвигатели выполняли свою расписанную работу: вращали ротор, приводили в движение лебедку с тросом; элеватор выдергивал обтертые до зеркального блеска утяжеленные бурильные трубы; безостановочно крутились лопасти глиномешалок и по глубоким желобам насосы гнали глинистый раствор…

Буровой мастер окончательно пробудился от сознания непоправимой беды. С удивлением уставился в электрическую лампочку: так вот оно, слепящее солнце, висит прямо над головой!

Большая электрическая лампа светилась с перекалом, как осколок настоящего солнца.

Кожевников посмотрел нетерпеливо на соседнюю койку. Инженер Лягенько безмятежно сопел, натяну и на голову ватное одеяло.

«Спит, как сурок! — закипая злостью, подумал мастер и, словно подброшенный, вскочил с теплой кровати. Он не имел права больше ни одной минуты прохлаждаться и вылеживаться. Тревога все нарастала, беспокоила его. — Работничек, буровая стоит, а он сопит в две ноздри. Я тоже хорош гусь, проспал аварию». Он рывком натянул брюки, всунув голые ноги в резиновые бродни, сорвал с гвоздя геологическую куртку с капюшоном и, выбив дверь балка, застыл на площадке лестницы.

Буровая вышка в темноте ночи светилась развешенными гирляндами множества огней, как на новогодней елке. Он испуганно вглядывался, ожидая каждую минуту взрыва электрических ламп от перекаливания, как осколочных гранат.

Гнетущая тишина около буровой поразила Кожевникова. «Авария!» — он задержал крик, но голос подавала пронзительная боль в сердце, и он чуть не задохнулся, жадно заглатывая воздух. Сбежал по крутым ступенькам. В последний момент он вспомнил о защитной каске и вернулся за ней в балок.

Так же с перекалом горела лампа, и в пузырьке колбы плавилась вольфрамовая нить.

Кожевников раздраженно посмотрел на кровать инженера. Почему он лежит? Неужели ничего не чувствует?

— Лягенько, авария! — и с силой ткнул кулаком в бок спящего. Но тяжелый кулак, промяв одеяло, наткнулся на лежащую на кровати овчинную шубу. — Мальчишка ты, Лягенько, кому нужен такой спектакль? — он с досадой тряхнул головой, хотя в душе понимал, что инженер хотел сберечь его сон и поэтому не решился разбудить среди ночи.

Порывы ветра гнали клочья тумана. Он поднимался с моря, пока еще невидимый в темноте, но ощутимый набегающей сыростью.

Испуганно вскрикивая, низко тянули гусиные стаи. Ослепленные яркими огнями электрических ламп, гуси бились о буровую вышку, — и она протяжно гудела после каждого удара.

Кожевников стремительно взбежал на мост по скользким металлическим ступенькам железной лестницы. Одним взглядом окинул всю смену: утомленного бурильщика, с серыми щеками Сергея Балдина, первого помбура говоруна Игната Рыжикова, второго помбура лобастого Викентия Страхова и верхового Игната Сверчкова. Без особого труда отыскал и инженера.

Лягенько стоял около лебедки с осунувшимся лицом, в мокрой брезентовой спецовке, сбив защитную каску на затылок. Судорожно дергал тормозную рукоятку.

Кожевников мгновенно все оценил и разобрался в происходящем. Он плечом раздвинул рабочих, потеснил их к ключам и разбросанному на полу инструменту, решительно шагнул к уставшему молодому инженеру.

— Нарушаете технику безопасности, — сказал он чужим голосом, нахлобучивая инженеру защитную каску на лоб. — Голову надо беречь. Что случилось?

— Прихват инструмента, — ответил за спиной бурового мастера Сергей Балдин. — Два часа стоим. Ротор не проворачивается.

— Так, так, — протянул Кожевников и неожиданно прикрикнул: — Электрик, снимите напряжение! Нагрузка упала. О чем вы думаете? — он не забыл ослепившую его лампу в балке. — Сколько прошли?

— Четыре метра, — скрипучим голосом произнес Лягенько и опустил голову, как провинившийся ученик. Глаза уставились в большой круг индикатора веса.

— Колонну не перегрузили? — спросил Кожевников у буровиков, задерживая свой взгляд на приборе. — Я вас спрашиваю, Балдин?

— Колонна в норме.

— Отойдите, — нетерпеливо приказал буровой мастер инженеру. Взялся за тормозную ручку. Металл еще сохранял тепло чужой руки.