Евгений Воеводин - Понедельник — пятница

Здесь, в кабине «вашингтона», ей было привычно все, даже пучок раскрашенного ковыля, засунутый в щель между окном и рамой. Ее сменщик был украинец и привез из отпуска целую охапку ковыля, а этот засунул вот сюда, «шоб степом пахло». Ей же здесь принадлежало маленькое зеркальце, в которое время от времени можно было взглянуть на себя.

И там, за стеклянными стенами кабины, тоже была все привычно. Сверху открывался порт, белые, желтые, серые надстройки судов, стоящих у причалов, вода, деревца, не ставшие деревьями на каменистой земле, и камни, жирные и черные от мазута. Порт был разным. Он мог быть очень красивым в хорошую погоду и очень унылым, когда лили дожди и наваливались низкие, разлохмаченные тучи. Она любила его в ясные дни, когда каждое судно отражено в воде и флаги по-праздничному ярки, а чайки летают вровень с кабиной, совсем близко, будто стараясь разглядеть ее, Галю.

Сейчас у нее было еще несколько минут, пока не откроют трюмы, — и она могла оглядеться. Она знала только этот порт — Храмцов рассказывал ей о других: о том, как остро пахнет луком и чесноком в Александрии, о черных чайках в Бомбее, о том, как поймал меч-рыбу в порту Санта-Крус… Храмцов! Он был где-то рядом, совсем близко. Вон невысокое красное здание портнадзора; должно быть, он сейчас там, сидит и играет в шахматы с кем-нибудь из лоцманов, ждет, когда надо будет выводить очередное судно. Храмцов… Ей нравилось называть его так, по фамилии, чуть растягивая буквы. Храмцо-о-ов…

Она включила питание, тронула рукоятку поворота, и кабина начала плавно разворачиваться вместе со стрелой. Ее трюм — первый. Надо подвинуть кран чуть вперед. Колонка передвижения — сбоку слева, и рука сама находит черный круглый шар на ней. Кажется, завяжи глаза, и все равно она сможет работать.

Автопогрузчики уже на месте. В кабине ближнего крана — «кировца» — круглая физиономия Генки Брукаша. Он тоже подал кран чуть вперед и теперь улыбается, развернув его к «вашингтону». Так всегда. «Не могу сидеть к даме спиной», — обычно треплется он. Что ж, Генка оказался способным учеником. Курсы курсами, а потом она еще месяц обучала парня своим секретам. Только подумать — свой ученик! Забавно. А ведь был Генка когда-то дерьмом, фарцовщиком, и, если б не дядя Зосим, сидеть бы ему не в кабине крана, а в тюремной камере.

Впрочем, думать об этом уже не было времени. Вон Ленька Чеботарев поднял руку в огромной, как у хоккейного вратаря, рукавице. Галя тронула левый контроллер, отпустила тормоза — стрела пошла вверх…

Байков работал внизу, в трюме, и сам стропил груз. Во втором трюме это делал Лохнов, и бригадир был спокоен за него, а больше доверять некому. Может, он перегибает, конечно. Но что поделать, так спокойнее самому. Прошлой осенью Ленька Чеботарев неправильно застропил мешки с сахаром-сырцом, они рухнули на причал. Несколько мешков порвалось, и пришлось смывать сахар водой из шлангов. А зимой грузили бочки с нежинскими огурцами, и тоже один из стропалей недоглядел — бочки полетели в трюм. Хорошо еще, никого не придавило. Вот с тех пор Байков и стропил груз сам. Так быстрее, чем каждый раз проверять. Правда, при случае он не прочь был поворчать, что вот в других бригадах стропали как стропали, а у них — раскоряки какие-то, и ребята начинали шуметь: сами же не доверяете! Тогда он тыкал коротким пальцем в сторону воды и напоминал: «Рыбка небось до сих пор ваш сахарок жрет, елка-палка!» Конечно, непорядок, что он делает не свою работу. Но ежели тебе за чужую небрежность не засчитают комплексную и всю бригаду лишат премии, — это порядок?

Особенно трудно доставалось ему, когда шла на экспорт кислота. Ее грузили в тридцатилитровых бутылях. Тут уж Байков даже Лохнова не подпускал, и боже упаси, если не наденешь очки и перчатки, резиновый передник и сапоги: не пустит на борт да плюс к тому — выволочка.

Эти шубки, конечно, чепуха, и вполне можно было бы не торчать здесь, но Байков по опыту знал — к такому грузу надо приглядываться особо, и не ошибся.

— Постойте-ка, — остановил он грузчиков. На одной из коробок отошла фирменная наклейка, и Байков сказал: — Эту в сторону.

Да, стропалей придется погонять. Настоящий экзамен им устроить, что ли, как школярам? Не может же он и все бумаги вести, и за техникой безопасности следить, и людей расставлять, и делать еще бог знает сколько дел. Вроде вот этого — следить за сохранностью груза. У него глаз тертый — голову на отсечение, что одной, а то и двух шубок в коробке не хватает. Сперли в порту отправления.

— Эту тоже в сторону. Смотри — край надорван, а ты тащишь.

Да, так вот — стропали. Странно: самое, можно сказать, узкое место. Вадим Лохнов скоро уйдет из бригады, кончает институт. Двое настоящих стропалей ушли еще прошлым летом, тоже кончили институт и теперь работают в пароходстве. Однажды Байков застал их, всех троих (Лохнов и те двое), за спором с ребятами из другой бригады. «Чудики! Дадут вам сто двадцать или сто тридцать рэ в зубы — и радуйтесь! Где вы еще по два куска отломите?» Два куска — это две сотни. А бывает и больше. Конечно, о чем говорить, хорошие деньги. У грузчика, если он даже «метелкой машет», то есть сидит без работы, и то три рубля семьдесят одна копейка гарантированных за смену.

А его студенты наседали: дескать, неужели смысл жизни только в том, чтобы ухватить за хвост жирную деньгу? Интересный был спор. Вадька такое сказал, что уж, наверно, на всю жизнь запомнится. «Бывает, — сказал он, — у человека карман полный, а душа нищая».

— И эту в сторону, — распорядился Байков.

Ясно же, вскрыли коробку! Клейкая лента прикреплена небрежно, видимо спешили… Сейчас обеденный перерыв, надо позвонить в таможню, предупредить — пусть подойдут к концу смены. Наверняка наберется еще три или четыре вскрытых коробки.

Так оно и оказалось.

Вместе с таможенником он пошел к капитану. В шести коробках не хватало девяти шубок. Капитан разнервничался и несколько раз перечитал акт, прежде чем подписать. Вызвал помощника. Маленький человечек с узким лицом вошел в салон, глаза неспокойные, — взял акт, прочитал и сразу успокоился. Байков ничего не понимал из их разговора — должно быть, помощник сказал: нам-то что, пусть отвечает порт отправления или фирма, — так, во всяком случае, подумал Байков об их разговоре. Ну конечно, им-то какое дело? Что увезли, то и доставили. Капитану, наверно, просто неприятно, что в его порту так лихо воруют, вот и все.

Смена кончилась в четыре.

Пока оформляли акт о недостаче, Байков задержался на судне, и бригада ушла. Только его тальманша передавала какие-то свои бумаги складскому тальману, и Байков, проходя, кивнул: «Тоже глядите в оба, елка-палка». Сейчас можно вымыться, переодеться — и домой: вечером по телевизору будут передавать матч.