Владимир Мирнев - На маленькой планете

— Бесспорно, — отвечал Захаркин, смеясь. — У моего приятеля есть знакомый, и вот у того знакомого приятеля знакомый есть, и вот у приятеля знакомого приятеля теткина свекровь работает тоже домработницей. У министра. Представьте себе, тоже не жалуется.

— У хороших людей, батьюшки ты мои, даже горе на горе не походит.

— Смотрите, шампанское! — воскликнул удивленно Захаркин. — Вот так на!

— Я его, батьюшки мои, сроду в рот не беру, хоть тыщу рублей давай, хоть две. Я на его из презрения не гляжу, хоть лопни мои глаза.

Неожиданно за окном резко протрещал гром, и сразу подуло в комнату влажной прохладой. Глухо прокричал на станции электровоз в ответ грому.

В гостиную вошла в своем новом платье Ольга Константиновна.

— Давайте сядем? — поглядела она на мужа, улыбнулась Захаркину и директору школы. — Глафира Федоровна, ты горчицу принесла? Я же говорила. Я забыла сказать, Петр Алексеевич, что Смольников звонил и просил сказать, что не придет. У него голова разболелась. Что на это скажете?

— Ничего не скажу, — глухо ответил Аверинов и подумал: «К чему она такие вещи при всех говорит?» Смольников работал главным механиком. Аверинов догадывался, почему главный механик внезапно заболел, вернее, не захотел прийти. Как-то однажды к Смольникову приехала мать, и он устроил по случаю вечер, и вот Аверинов не пошел, кажется, объяснил это тем, что у него внезапно разболелась голова. Смольников платил ему той же монетой. Аверинову стало досадно на себя, потому что мог тогда пойти к Смольникову и ничего бы не случилось, если бы посидел у него с больной головой.

— Ну что ж, сели? — спросил Аверинов у директора.

Тот потирая руки, поглядел на Захаркина. В этот момент совсем низко над домом раздался оглушительный удар грома. Ольга в ужасе всплеснула руками, присела и тихо перекрестилась:

— Ой! Ой! Господи!

Аверинов сел, и все заспешили за стол, будто давно этого ждали.

— Я помню, что раньше таких громов в наших краях слыхом не слыхивали, — сказал директор, поискав глазами водку, и мигом раскупорил бутылку. — Это, я вам скажу, всему причиной атмосферные ядерные испытания. Загрязнение атмосферы. Ядерные испытания имеют две позиции, как я думаю — хорошую и плохую. Первая — все же прогресс, если наша страна производит их, а вторая — это хуже пирогов с тигрятами. Так?

Аверинов предложил выпить.

— Я ни сроду не пила, — заулыбалась Глафира Федоровна, взяла рюмку с вином, поднесла к носу, поморщилась и засмеялась. — Ольга Константиновна, пахнет не крепким. В церквях кагором причащают. Не грех выпить за здоровье Петра Алексеевича.

— Коньяк? Это преотлично, — сказал Захаркин, быстро выпил и стал закусывать салатом.

— Я коньяк не признаю, — буркнул директор, аккуратно направляя в рот буженину. — Мы в Германии в сорок пятом нашли в подвале одного герцога или графа двадцать ящиков с коньяком… С тех пор не пью эту гадость. Лучше нашей водочки нет и не будет во всем мире. Это всем известно.

Ольга сидела напротив мужа, молча ела и внимательно и встревоженно наблюдала за ним, а он видел это и злился на нее. Его сердило то, как она прямо сидит за столом, боясь помять свое новое платье, ее высокая кокетливая, аккуратно уложенная прическа, платье, обнажавшее слишком шею и полные красивые руки. Все злило. Бесило, что она всячески стремилась подчеркнуть свою моложавость, красивые волосы, свою в меру полную фигуру. Он как бы невзначай поглядел на жену, пытаясь найти в ней нечто такое, что подтвердило бы все нехорошие мысли о ней. Он так желал этого, что отметил про себя: у нее некрасивый совсем нос с маленькой выпуклой родинкой сбоку, которую она красила в черный цвет, глаза не такие уж красивые, хотя раньше они всегда нравились, и он говорил, что не встречал женщин с такими красивыми глазами, нашел и какое новое выражение в ее лице, совсем не такое, какое было раньше. В лице у нее, подумалось ему, появилось что-то змеиное. И вообще, решил Аверинов, взгляд у нее жестокий, злой…

Выпили еще. Директор школы припомнил случай, когда его чуть не убили на войне, а молодой инженер все порывался что-то сказать, но никак не мог решиться.

— А я вас видел сегодня на работе, — сказал Аверинов инженеру.

— В одном месте грунт может поплыть, Петр Алексеевич. Не будем же мы дренажную систему возводить. Вот я предложил новую идейку. Я предложил, а меня не понимают. Первооснова электронной машины — это логический элемент, ну там еще устройства ввода-вывода, запоминающее устройство, а все-таки первооснова — это логический элемент.

— Ну так что же? — не понял Аверинов.

— А в человеке нет этой первоосновы…

— Понятно, — перебил Аверинов. — Вот вы скажите мне, как вы понимаете то, что для вас главное, например, свою жизнь? — Аверинов взглянул на жену. — Я, например, прожил сорок четыре года, но некоторые вещи начинаю понимать только сейчас. Часто мне кажется, что я не совсем полноценно прожил свою жизнь, не так, как мог прожить… Но, как говорится, прошлое не воротишь… Вы сами как думаете? Например, будете ли вы когда-нибудь в чем-нибудь раскаиваться? А если да, то в чем? Именно, в чем?

— Видите, Петр Алексеевич, возьмем оптимальный исход — буду. Я, как, видимо, многие, постоянно стараюсь оценить свои и чужие поступки с разных сторон — с моей, вашей, его, объективно и так далее. В своей первооснове жизнь — это стремление к идеалу. Неважно какому. Для вора — это идеально украсть, когда никто не поймает; для дождевого червя — это идеальная грязь, где ему можно блаженствовать; для ребенка — это идеальная лужа, в которой ему бы хотелось попрыгать; для вас — это наладить бесперебойную работу станции, ну еще различные нюансы личного плана. Личный план — это стремление к идеальному моменту: хорошо поспать, не попасться для одних начальству на глаза, хорошо поесть, избавиться от изжоги. Идеал многообразен. Лично для меня идеал — стать настоящим интеллигентом. По своему содержанию жизнь — это борьба с самим собой, особенно это характерно для русского человека. Русский человек такой, что самый стойкий противник его — это он сам. Конфликтовать с самим собой он будет вечно. Это есть у вас в высшей степени, Петр Алексеевич, есть у меня, есть у многих. Так что при стремлении к идеалу нужно всегда делать поправку на свою способность не любить, терзать себя. Например, мне нравится какая-нибудь очень красивая женщина, но она — жена моего товарища. Это простой пример. Это и есть борьба со своей страстью, с условностью. Борьба мыслей и чувств. Это и есть внутренняя, локальная борьба, как говорят, но она и самая сложная… Человек всегда стремится познать хорошо самого себя, но вряд ли он сможет когда-нибудь это сделать. Внедрение компьютеров внесет новый элемент в понятие самого себя — элемент целесообразности. Но…