Аркадий Минчковский - В наши дни

— Но все-таки, а ты?

— И мне понравится, раз уж так по-твоему, — она вздохнула и снова ему улыбнулась.

Рябиков понял. Теперь она сделает так, как захочет он. Так бывало всегда. Порой даже если ей и не очень хотелось. И ему будет никогда не дознаться — произошло это по зову сердца или против Аниной воли. И все же в этой покорной ее готовности, в быстрых согласных словах он не увидел, а скорее почувствовал плохо скрытую ревность.

— Нет, — уже совсем спокойно сказал Рябиков. — Решать мы будем вместе. И решать не так, что мне в голову взбрело… И ты поглядишь, подумаешь… Пораскинем, как быть, и вообще все… Назад потом некуда.

Нет, не из тех была Аня, кто забывает однажды доверенное близким человеком. С того вечера у Ани на выходило из головы признание Петра Васильевича, и она все время поторапливала мужа.

И началось.

Читал раньше Рябиков в газетах — там-то нашла родителей девушка, обездоленная войной, кто-то вырастил и воспитал четверых чужих детей, другие забрали ребенка у недостойной матери, — и думалось ему: все просто. Захотели люди, сказали, что согласны взять ребенка, — и новый член семьи в доме.

Никогда не мог он себе представить, что дело, такое доброе и человечное, вдруг окажется столь хлопотливым.

Петр Васильевич ходил к Тоне. Однажды принес ей подарок. Подарок был скромный, но добротный — вышивальный набор. Выбирала его Аня. Тоня за подарок поблагодарила, а потом сказала, что вышивальный набор хороший, но еще больше ей нравится набор для выпиливания.

Ходили они с женой в детский дом на праздник. Аня сидела отдельно от Рябикова. Жульетта Антонова читала на празднике стихи, а потом танцевала обезьянку в паре с другой девочкой. Аня смотрела на нее, и ей казалось — все видят, как она краснеет.

После праздника, как только остались вдвоем, Рябиков не без волнения спросил жену, понравилась ли ей девочка.

— Маленькая очень. Меньше своих лет, — сказала Аня.

— Ничего. Подрастет. Она крепкая, — заторопился Петр Васильевич.

Но по тому, как Аня произнесла эти слова — задумчиво и чуть-чуть беспокойно, он понял, что Тоня ей понравилась.

Потом уже Аня узнавала, что следует делать дальше. Вместе ходили по детским учреждениям и различным исполкомовским комиссиям. Формальностей было так много и казались они такими ненужными, что порой даже спокойный Петр Васильевич выходил из себя.

Брали справки из поликлиники о здоровье его и жены. Брали справку в домовом хозяйстве. В театре, конечно, уже все знали о его затее и все поздравляли. Кто искренне радуясь, а кто и с некоторым сочувствием, как бы подбодряя перед рискованным делом.

Потом к ним приходила Нина Анисимовна. Пили втроем чай. Рябиков при Нине Анисимовне не курил и пепельницы все спрятал. Разговор был отвлеченный, но Петр Васильевич все больше молчал и только изредка поддакивал женщинам.

И вдруг Аня сказала:

— Кроватку вот сюда поставим. Я уже приглядела. Есть такие аккуратные — до четырнадцати лет считаются. Как раз встанет, а шкафчик уберем в коридор.

Показывала она все это с какой-то опаской, словно боялась, что Нина Анисимовна не согласится. Но та только кивнула головой и рассказала о том, как одну девочку взяли к себе какой-то генерал с женой и была для девочки отдельная комната и все будто куда как хорошо, а генеральша потом приходила и жаловалась, что девочка потихоньку плачет и скучает по детскому дому. Генеральша тоже расстраивалась и спрашивала, что тут делать, и Нина Анисимовна не могла им дать никакого совета.

Она умолкла. Молчала и Аня. Петр Васильевич решил, что директорша рассказала эту историю неспроста. Он с опаской посмотрел на Аню, и она сказала:

— Не поняли, значит, они друг друга.

Подумав, Нина Анисимовна кивнула.

— Наверное. Но так бывает не часто. Дети тянутся к семье.

И от этих слов всем сделалось легче.

Кажется, все было решено. Оставалось главное: согласие Тони.

И вот настал день.

Петр Васильевич и Аня пришли в детский дом и, притихшие, уселись рядышком на старом клеенчатом диване в знакомом ему кабинете.

Позвали Тоню. Она вошла настороженная, немного испуганная. Увидев на диване Рябикова, Тоня улыбнулась ему и сразу же почему-то застеснялась.

— Садись, — сказала Нина Анисимовна и показала девочке на кресло.

Та не без труда забралась в него, свесив ноги в чулках резиночкой.

Немного помолчали, и первой заговорила Нина Анисимовна.

— Тоня, — произнесла она, — знаешь ли ты, что это твои папа и мама?

Нет, это был не вопрос, скорее утверждение. И Тоня, наверное, поняла. Она внезапно вспыхнула. Быстрый взгляд скользнул с директорши на Аню и остановился на Рябикове.

— Не знаю, — тихо сказала девочка.

— Да, — кивнула Нина Анисимовна. — И они этого раньше не знали. Ты потерялась, а теперь тебя нашли. И фамилия твоя, оказывается, не Антонова, а Рябикова.

— А зовут Жульетта? — быстро спросила Тоня.

— Зовут, правильно, Жульеттой.

Тоня молчала. Ее маленькие ладони, выдавая волнение, ерзали по краю сиденья.

— А почему меня нашли только сейчас?

— Так случилось. Ты потерялась крошкой, и никто не знал, где ты. А Петр Васильевич тебя узнал.

— А почему сразу не сказал?

— Он не знал, ты ли это, а потом все стало известно.

— Мне не говорили, что я потерялась.

— Знали, что тебя найдут. Теперь ты будешь жить с папой и мамой, как все дети. Ты пойдешь к ним.

— Сейчас? Сразу?

— Да.

— Ну, Тоня, милая, пойдем домой, — Анна Андреевна поднялась с дивана и погладила девочку по волосам.

— А вы правда моя мама? — спросила Тоня.

— Ну конечно же, — кивнула Анна Андреевна.

Девочка задумалась.

— Значит, я здесь больше не буду жить?

— Да.

Тоня соскользнула с высокого кресла.

— Можно, я побегу расскажу девочкам, что я нашлась?!

Ее привели во второй половине дня. То, что она тут появится, знали уже все обитатели семьдесят седьмой квартиры, и каждый к этому относился по-своему.

— Абсолютно правильный поступок, — сказала Августа Яковлевна. — Я всю жизнь прожила одна, а посмотришь — глупая, никому не нужная жизнь.

Мария Гавриловна повздыхала, заметила, что с ребенком хлопот хватает, но все же сделала философский вывод:

— А она, жизнь, — вся в заботах. Без них-то что и делать?

Рита сказала просто:

— Вот и хорошо, пошумней будет, а то скука в квартире.

Ольга Эрастовна расспросила Аню, что за девочка, и обещала принести книгу «Питание детей», которая продавалась у них в институте в киоске.

Наливайко тоже отнесся положительно, сказал Петру Васильевичу, что он и сам давно подумывал, но дело в том, что Ольга Эрастовна и он — люди не очень здоровые, и пойти на такой шаг рискованно.