Юрий Антропов - Неделя ущербной луны

Не смыслящему в деле паньшинцу про перенос треноги на шов, куда как бы мимоходом указал вчера новый инженер, Фролка ничего говорить не стал. Сам он уже не сомневался, что задуманное доведет до конца — охота было покориться вдумчивому человеку. Да и надо же что-то делать, как бы оправдывался перед собой Фролка, не сидеть же сложа руки. К тому же из головы не выходила Катерина. «Чего приперлась, для какой такой надобности?» — тоскливо размышлял он, вырубая по очереди с Семеном подлесок на перегибе склона.

К вечеру, вбив посреди очищенного места колышек, Фролка наскоро побрился, сменил рубаху и устремился в Паньшино напрямик, через болото, наказав Семке стеречь всякое казенное шмутье, числившееся за мастером.

Два раза ухал в бочажины — еле выкарабкался. Мокрый, поднялся на угор, сел у кладбища на груду битого кирпича и, размазывая по щеке болотную грязь, стал наблюдать за лагерем. Солнышко падало за маковки церковки, с которых давно расторопные паньшинские мужики ошиньгали кровельное железо. Нежаркий такой свет, приятный. И небо еще светлое, не закровенилось от зари, но уже глубокое, вызревшее. Вот и светило бы так всегда. Ровно. А то чего-то парит, парит, вся кожа со спины пооблезла, а потом вдруг понагонит космы, позакроет небушко и давай хлестать, и давай измываться — ну прямо наводнение!

Трава теплая. Слышно, как ласточки в карьере сумятятся, — опять, видно, сползла дернина. Сосновая шишка в бору упала, на оголенное корневище угодила — цок! Катька любит эту предзакатную пору. Бывало, и он — если дома, не на участке — приоденется и выйдет с нею, а она еще платок новый на себя накинет, — и пойдут, направятся куда-нибудь, да хоть в кино, к примеру. Идешь и молчишь, вот вроде молчишь, ни о чем не разговариваешь, а глянешь на нее сбоку — и сразу понятно, чего ты ради на участке торчишь, в патрубок рогами упираешься. Катька, Катька. И чего приехала? Разве у них тогда не было заварухи из-за этого смутительного Романа?

Вздохнул Фролка: «Лагерь-лагеречек после дождя».

Подавленно почесывая под кепкой, он насчитал семь палаток. Три одиночные, три здоровенные и одна шатровая — для столовой или камералки, видимо. Вот так цирк. Он думал, их три-четыре калеки, съемщиков-то, прикидывал, как шел сюда, что с ходу заберет Катьку и намнет им, в случае чего, бока, если бы рыпаться начали и ставить из себя инженеров. А они тут целым взводом объявились.

Пригибаясь, Фролка подкрался по траве. Ближе к нему, у карьера, — громадный шатер. Знамо, пустой. Миски, ложки, кружки там всякие. А может, полевая лаборатория Резникова. Уж как-нибудь полевик он, Фрол Чекунов, со стажем, повидал партий — как вернулся из армии — немало, вдумчивые были партии, ничего не скажешь, все делалось как положено, и любопытный в ту пору до всего хитроумного — тогда еще никакой не капитан… — перещупал он все банки-склянки в этой самой лаборатории Резникова. Сколько раз глядел, как определяли на ней состав воды. Химия-чудесница, мать честная! А тут, в Чоусминской партии, о лаборатории Резникова в зеленых вьючных ящиках вспоминали разве что тогда, когда нужны были мензурки под выпивку.

Словом, в шатре людей нет.

Следующая за ним помидорного цвета палатка — не чья иная, как начальника отряда, Капроновая, зараза, непромокаемая.

Значит, Роман — раз.

Но это и дураку ясно, что без него тут не обойтись. Как же — главный человек на съемке…

Только лично он, буровой мастер с пятилетним стажем, понимает, какой из Лилявского главный съемщик. В других партиях как было? А так, что, пока съемщики не сделают сколько им надо маршрутов на запроектированной местности, соваться с бурением на участок и не думай! И хотя лично ему это было порой не по нутру, но порядок есть порядок. Как в армии. Сделают съемщики свои маршруты, нанесут на карты точки, разобьют профили, вычертят по ним ориентировочные разрезы — и вот получай, товарищ Чекунов, рабочее задание на разведочную скважину. Даже Катька это понимала. Да, его Катерина… А во-вторых, имеешь прицел на категории пород, заранее настраиваешься на определенный заработок. Геологам тоже лучше не надо: по двум-трем скважинам скорректируют свой разрезик — и картина для них ясная.

А ведь еще год назад о Романе бы так неуважительно не подумал. Он же в техниках тогда бегал, еще просто Ромкой звался, а партия еще на другом планшете стояла, — ох и заводным был! До того дошлый, до того дошлый. Баба Женя уже успел приучить бурмастеров — гони погонаж, и никаких премудростей. А Роман-то, техник по должности, авторитетно встревать стал: а почему не делается то, а почему не делается это? Нас, мол, как в институте учили?

И тут как раз — бац! — стал он начальником. И вроде как подменили человека, вроде как второй баба Женя появился, — только масти разве что иной.

«Это ж когда, за неделю до Майских, — невпопад уточнил для себя Фролка, — дело-то было? Это ж он придумал, змея подколодная, Катерину в буфет завлечь, не Катька же сама! Тоже какой-то юбилей справлял, у таких сто юбилеев на год».

Он покусал травинку, опять поглядел по сторонам. Но в лице уже не было интереса ни к птичкам, ни к солнышку, ни к чему другому, — лицо Фролки выражало горькое недоумение.

«За один только месяц, — подумал он снова о Романе, — рога у него подросли заметно: из телка сразу в бодучего бугая превратился… А меня все ж не боднет ни за какую провинность на скважине. А все почему? — всколыхнулось в его душе старое подозрение. — А все потому, что он охаживает мою Катерину! Ну, погоди же… Ой только случай, ой только случай!»

Он упал лицом в траву и покатился, выдирая ее с корнем руками и зубами — только земля на зубах заскрипела. А потом затих, затрясся весь. Но и это скоро прошло. Поднялся какой-то усталый, не облеченный и, утирая глаза заскорузлыми пальцами, шумно отсмаркиваясь, открыто пошел к лагерю.

Они все суетились, как в последнюю декаду перед важными праздниками. «Как же, встали на трудовую вахту», — усмехнулся Фролка. Илья махал топором — ладил артельный стол. Музыкант нес на себе от ручья бидон с водой, а Лопатник лежал под своим вездеходом — гремел разводными ключами. Рядом сидел на корточках, заглядывая под раму, шофер начэкса, — Фролка без интереса глянул на зеленый «газик», будто приезд экспедиционного начальства его теперь не касался. Инженер с техником пилили на дрова сушняк, поверх лесины сидела в штанах секретарша Лизка — тоже чего-то вздумала приехать. Не съемочный отряд, а компания туристов.

Как раз в этот момент, когда Фролка подошел к ним и они увидели его, Илья свалил молоденькую березу, в три маха ошкурил ее и бересту с ветками бросил в костер. Валко прянули к сосновым верхушкам завитки терпкого дыма. Фролка удивился про себя, что перед личной его бедой с Катериной враз отодвинулась куда-то, будто и не было ее вовсе, обида на бывшего своего рабочего — обида, что сбежал самолично, не по приказу; решил небось: Фролка — рвач, Фролке бы только рубль длинный. Взять бы да сказать ему сейчас, чего он затевает с новой скважиной, но теперь и говорить неохота.