Зигмунд Скуиньш - Внуки Колумба

— Одно время мечтал, — нахмурился он, — а теперь передумал. Для меня самое важное — выучиться на токаря. Разве имеет значение, в каком цехе?

— Все-таки. Ну, раз ты уже передумал…

У Липста было такое чувство, будто он убегал, а Казис преследовал его. Он мчался что было мочи, но убежать не мог. Схвачен! Сознание этого вызвало чувство стыда, а стыд перешел в упрямый вызов.

— Да, — сказал он, резко поворачиваясь к Казису. — Я хочу больше зарабатывать. Хочу честно работать там, где лучше платят. На нашем же заводе. Разве этого надо стыдиться? Не все ли равно, в каком цехе работать?

— Если ты действительно думаешь, как говоришь, тогда все равно. Но если в глубине души ты считаешь иначе, но ради денег хочешь похоронить свое призвание… — Казис странно улыбнулся и покачал головой, — тогда ты навсегда останешься рабочим с маленькой буквы, для которого труд только добыча средств существования, и все. Тебе никогда не узнать, что такое страсть и неистовство в работе, какими бывают отчаяние и счастье в труде. Чего там говорить о заводе! Возьмем все наше государство. Миллионы разных людей работают в тысячах разных цехов. Один — бухгалтер и весь день сидит на мягком стуле и в тепле. Другой — в дождь и снег пробивается сквозь дикую тундру и ищет алмазы. Оба делают полезное и нужное дело. И пусть это будет торговец каким-нибудь барахлом, но если он занимается своим делом по призванию, я сниму перед ним шляпу. Но если этот торговец в душе искатель алмазов и торгует только потому, что так может больше заработать, он самый жалкий человек на свете. Нет, дружище, деньги в день получки не единственное вознаграждение за труд. Есть еще и другое. Если бы его не было, как ты думаешь, опускались бы люди в морские глубины, взбирались на неприступные вершины, впрыскивали себе неизученные вакцины и просились бы в полет на далекие звезды? Конечно, в инструментальном спокойнее. Аккордная работа. Там тебе заплатят за каждый болт, который ты нарежешь. Рублей, возможно, набежит больше. А в экспериментальном ты будешь, — Казис опять улыбнулся, — искателем алмазов на повременной зарплате. Будут и дожди, и снег, и напрасно пройденные километры, за которые тебе никто не заплатит. Но когда ты, наконец, найдешь то, что искал, — это вознаградит за все!

Липст дальше не слушал. Особенно больно его ударили слава Казиса о торговце барахлом. «Торговец барахлом… Торговец…» Липст даже почувствовал что-то вроде легкой дурноты. Лицо Казиса вдруг исчезло в зыбкой тьме. Но, возможно, дело было только во влаге, навернувшейся на глаза. «Торговец барахлом… Это он о тебе сказал…»

— Послушай, Казис, — Липст сжал кулаки с такой злостью, что хрустнули пальцы. — Ты за меня не беспокойся. Я свое барахло распродам как-нибудь и без твоей помощи!

Казис расхохотался. Он ничего не отвечал, только держался за живот от смеха. Это взбесило Липст а еще больше. «Кто он такой, что считает себя вправе учить меня? И почему он насмехается надо мной?»

Злость, нахлынувшая на Липста вечером, когда он увидел Казиса вместе с Вией, вспыхнула сызнова. И он вдруг возненавидел Казиса. Возненавидел за этот неуместный смех, за то, что Угис обманывался в своей любви к Вии. Возненавидел за причиненное Ии огорчение и за испорченный вечер. Но Казнсу и этого было мало. Теперь, наверно от зависти, он хотел еще вмешаться в дела Липста.

Ему захотелось сказать Казису что-нибудь поехиднее.

— Интересно, кто стал бы учить меня в экспериментальном цехе токарному делу? Может, ты? Но ведь тебе надо искать алмазы…

— Нашлось бы кому учить, — Казис не обратил внимания на насмешливый тон Липста. — Я и сам охотно учил бы тебя.

— Ты?! А почему же ты не учишь Угиса? Он тебя уже сто раз просил.

— С Угисом дело другое. Угис должен закончить школу. И физически он слабоват.

Липст отрывисто усмехнулся:

— Я тебе могу назвать настоящую причину. Если решил отбить девушку у приятеля, очень выгодно в глазах других сделать из него чудака и заморыша…

Липст и сам испугался своих слов. Откуда они взялись? Как у него повернулся язык? Но слово не воробей… Казис опешил, на его лице удивление и растерянность: не ослышался ли он?

Липст ожидал всего, чего угодно — удара железного кулака Казиса, нового приступа уничтожающего смеха, отеческого поучения, проклятий, — всего ожидал Липст, но только уж никак не растерянности. Казис медленно провел рукой по волосам.

— Как ты сказал? О ком ты говоришь? Об Угисе и Вии?

— Точно — об Угисе и Вии.

— Хоть убей меня, ничего не понимаю.

— Тут и понимать нечего: Угис любит Вию.

— Угис любит Вию?

— Ха! Вот чудеса-то, правда? Вспомни, как она хлопотала около него, когда он лежал избитый.

Замешательство Казиса доставило Липсту удовольствие. «Ага, у тебя тоже есть чувствительное место… Вот видишь, парень, все мы одинаковы…»

— Тебе Угис сам сказал об этом?

— Конечно. Я удивляюсь, как он не завалил экзамены. Он же стал сущим лунатиком.

Казис посмотрел Липсту в глаза.

— Я не знал, — сказал он. — Все это очень плохо.

Липст отвернулся. Казис ерошил волосы и, прищурив глаза, смотрел туда, откуда должен был появиться поезд.

Неподалеку мерцал огонек стрелки. За железной дорогой в доме отдыха радиола играла польку. Прощупывая ночь километровым лучом прожектора, подошел поезд. Казис поднялся в вагон первым. Липст хотел последовать за ним, но почему-то не двигался с места. В последний момент, когда поезд уже тронулся, он вскочил в соседний вагон.

«С вокзала поеду к Угису и расскажу ему все, — размышлял Липст. — Пускай знает. Рано или поздно — все равно узнает. Лучше раньше, чем позже. Но ведь это убьет беднягу…»

Липст вспомнил: Угису предстоит экзамен. «Он наверняка срежется. Рассказывать нельзя. К Угису зайду, но скажу только о результатах конкурса. Остальное в следующий раз, когда будет не так опасно. А вдруг Казис сам пойдет к Угису и захочет объясниться? Что тогда получится?»

От этой мысли Липста бросило в дрожь. Полупустой вагон ритмично покачивался. Кто-то сел рядом с Липстом, вытянул ноги и громко крякнул. Липст не отрывал взгляда от окна. «Тут есть и моя вина тоже. Давно надо было сказать Угису правду. Почему я не сделал этого?»

Сидящий рядом пассажир фыркнул и толкнул Липста ногой.

— Пардон!.. Мы случайно не знакомы с мосье?

Липст вздрогнул. От неожиданности он, кажется, даже вскрикнул: рядом сидел Сприцис! Он не узнал Узтупа! Комизм фантастического стечения обстоятельств развеселил Липста и оторвал от мрачных раздумий.

Насмеявшись, он почувствовал известное облегчение. Это сразу настроило его благожелательнее к Сприцису, чем он сам того хотел бы.

— Сприцис! Ты откуда свалился?!

— Нашел чему удивляться! — Сприцис, поддернув брюки, закинул ногу на ногу. — Рижское взморье — излюбленное место отдыха трудящихся.