Георгий Марчик - Субботним вечером в кругу друзей

Спустя некоторое время в дверь позвонили, и мама решила, что это вернулся сапожник, и сказала:

— Ты опять пришел? Вот я сейчас ошпарю кипятком твою хулиганскую морду. Немедленно убирайся прочь.

— Извините, — сказал молодой женский голос за дверью. — Свету можно? — (Света — моя жена.) — Это ваша соседка говорит.

— Ее нет и не будет, — сказала мама и подумала: «Да их там целая банда. Нет, не зря я никому не открывала. Как они ловко врут».

— А Юра дома?

— Юры тоже нет. Они переехали. В другой город, — на всякий случай добавила она. — Поменялись со мной. («Врать мы тоже умеем».)

— Переехали? — удивилась женщина. — Когда же? Я утром была у них. Они ничего не говорили.

— Не знаю, — сказала мама. — Может быть, днем. Это меня не касается. Будьте здоровы…

Когда мы с женой вернулись домой, то не сразу попали в свою квартиру. Мама так забаррикадировала дверь, что понадобилось порядочно времени для того, чтобы разбаррикадировать ее. Кроме того, она положила куда-то ключи и долго не могла вспомнить куда. Мы терпеливо ждали. Наконец дверь распахнулась. На пороге стояла мама, решительно сжимая рукой топорик. Глаза ее воинственно блестели.

— Ну и дом у вас, — сказала она. — Нет, не зря к вам приходил участковый. Весь вечер меня осаждали квартирные воры. К каким только уловкам они не прибегали! Но я отбила все их атаки. — В голосе мамы звучала явная гордость.

Александр Иванович, или просто Саша, — высокий, темноглазый, остролицый, с длинными прядями волос, похожий на средневекового монаха молодой человек — влюбился. Он только казался мужественным и волевым, а на самом деле был мягким, добрым и уступчивым.

Объектом его любви стала крупная, литературно одаренная блондинка 24 лет, работавшая редактором в отделе научно-технической информации.

Они познакомились у лифта. Ира — так звали эту умную и физически развитую девушку — переправляла в отдел две толстые пачки каких-то бумаг. Они стояли у ее крепких ног. Подошел лифт. Саша, как обычно, охотно предложил помощь. Ира покачала головой: «Я сама!» — подхватила обе пачки и шагнула в кабину лифта. Вот это ее «Я сама!» и решило все. Саша тут же, мгновенно, без памяти влюбился в нее.

Потом они встретились в столовой — сели за один столик, разговорились. Ира сказала, что пишет стихи и рассказы. И даже показывала одному опытному редакционному работнику. Тот высоко оценил их художественные достоинства, но тут же, правда, полез целоваться. Ира, тряхнув головой, добавила:

— Но я дала ему сокрушительный отпор.

— Это называется литература и жизнь, — мягко улыбнулся Саша. Ему понравилась искренность, откровенность и какая-то подкупающая прямота Иры. И конечно же девичья гордость этой несомненно привлекательной и несомненно литературно одаренной девушки.

Они стали ежедневно встречаться за обедом. Саша занимал очередь, носил подносы и каждый раз пытался заплатить за Иру, но она решительно возражала. Саше приходилось покоряться. О чем поговоришь за короткие обеденные минуты? Саша чаще всего молчал, зато Ира высказывала свои уверенные, а подчас и категорические суждения о литературе, искусстве, морали…

А Саша в это время тихо любовался ее красиво очерченными губами, мягким овалом лица, ровным носиком, большими серыми глазами, высоким чистым лбом, золотыми кудряшками волос. Она судила обо всем очень уверенно и запальчиво спрашивала, согласен ли он с ней. Разумеется, Саша во всем был согласен…

И вот Ира пригласила Сашу завтра прийти к ней в гости. Она жила одна в уютной однокомнатной квартире. До поздней ночи Саша готовился к предстоящему визиту. Постирал рубаху, выгладил брюки, почистил туфли и вообще так разволновался, что всю ночь не мог заснуть…

На работе с утра на него обрушился поток поручений. Весь день он как угорелый мотался по городу. Устал хуже бродячей собаки. Но его душу согревала мысль о предстоящем свидании. Наконец вернулся в свой проектный институт и еще не отдышался, не вытер пот с лица, как снова вызвал начальник. Он был в страшном гневе. В суматохе Саша забыл подготовить одну важную справку. Бледный как утопленник, с отсутствующим взглядом и резью в желудке вернулся Саша в свою комнату. И тут раздался спасительный звонок. Словно пули выскакивали служащие из своих кабинетов. Саша набил свой видавший виды портфель бумагами — решил встать пораньше и поработать над этой злосчастной справкой — и вышел вслед за другими на улицу.

Он сделал небольшой крюк — заехал на вокзал за цветами, потом постоял в очереди за тортом. Надо было торопиться. Саша рванул на метро. Ехать было не очень далеко, но неудобно — с двумя пересадками, а потом еще на автобусе.

Поминутно заглядывал в бумажку с адресом. Саша страшно устал, и память стала плохо работать. Он неверной походкой подходил к дому Иры. Шарф выбился из-под пальто, шапка сползла набок. У подъезда он приосанился, перебросил из одной руки в другую тяжелый портфель и решительно, как идут на штурм неприятельской крепости, двинулся вперед. Еще со вчерашнего вечера он вознамерился сегодня сделать Ире самое серьезное предложение, какое только мог.

Она встретила его, как встречают победителей, — радостной улыбкой и веселыми возгласами. Саша вручил цветы, торт. Они пили чай, ели торт. Потом началось самое интересное — Ира усадила его на стул прямо перед собой и стала читать вслух свои стихи и рассказы. После каждого произведения она с надеждой смотрела Саше в глаза и спрашивала: «Нравится? Только отвечайте честно, не кривите душой. А то я обижусь!» Саша клялся и божился, что он в восторге.

Постепенно он перестал улавливать отдельные слова… Ирина речь стала сливаться в какой-то монотонный гул, а Сашу все чаще неудержимо клонило то вперед, то заваливало набок. Он испуганно спохватывался и изо всех сил старался не упасть. Он вздрагивал и виновато улыбался, но Ира так была увлечена чтением своих произведений, что ничего не замечала.

Это продолжалось примерно два часа, после чего Ира пошла на кухню мыть посуду, а Сашу посадила смотреть телевизор. Его отчаянно клонило ко сну, глаза то и дело сами закрывались, но сказать об этом Ире он не решился. Он смотрел на экран и видел лишь мутные движущиеся пятна. Смертельно хотелось спать. Не говорить, не думать, не слушать, не смеяться, а просто спать, спать, спать. Хотя бы на полу. Каким бы это было блаженством — растянуться прямо на полу и целиком, без остатка погрузиться в сладкий, благостный сон. Он безвольно пересел на тахту. И голова его сама по себе опустилась на мягкий валик. «Я только на минутку прикорну и сразу встану!» — напоследок мелькнула в голове виноватая мысль.

Потом откуда-то очень издалека, чуть ли не с того света до него донесся удивленный Ирин голос: