Георгий Марчик - Субботним вечером в кругу друзей

— Так что не расстраивайтесь, — сказал в заключение Виктор Лукич. — Бывает и хуже. А может, еще вернут.

— Как же! Ждите, — сказал я. — На днях я забыл в душевой своего дома отдыха мочалку с мылом. И с приветом!

Больше я о своей пропаже никому не рассказывал. Зачем? Все равно не посочувствуют. Будут смеяться. Потому что смеяться — это так прекрасно. Особенно над другими.

Можно ли провезти козу в плацкартном вагоне пассажирского поезда? Не знаете? Я тоже не знаю. И тот чудак с козой тоже не знал. Уговорил он проводника пустить его. Клялся, что коза у него тихая, не бодается, мешать пассажирам не будет. Пустил его проводник. Не из жалости, конечно, а, сами понимаете, за приличное вознаграждение.

Вначале хозяин сгоряча запихал свою козу под полку. Но коза оказалась с характером и ни за что не желала всю дорогу лежать там. Ее укачивало. И все она норовила в проходе стать. От этого всякий человек, идущий через вагон, ее пугался.

Двое суток продолжалось мирное сосуществование козы с пассажирами. Они приспособились друг к другу, притерлись характерами. На третьи сутки в поезд сел ревизор и начал проверку по вагонам.

Кондуктор, конечно, перепугался и стал требовать, чтобы пассажир с козой немедленно покинул его вагон. Тот заупрямился: «Такого уговору не было, чтобы на ходу с козой из поезда прыгать». Спорили, спорили, пока пассажира не осенило. Неохотно, правда, но кондуктор согласился с его идеей.

Затащили они козу в служебное купе, и там пассажир влил ей в пасть целый стакан водки. Коза не заставила долго ждать и тут же уснула мертвецким сном. Уложили они ее на вторую полку, повязали голову белой косынкой, а сверху накинули простынку.

А тут и ревизор нагрянул. Ему уже намекнули: едет-де в этом вагоне безбилетная коза. «Ага, — сказал ревизор, — сейчас мы ее застукаем на месте преступления».

Заходит он в вагон и с места в карьер требует у проводника:

— А ну, где тут у тебя коза?

— Какая коза? — удивился кондуктор. — Никакой козы сроду здесь не было.

— Ты это брось, — сурово оборвал его ревизор. — Дурака не валяй. Веди. Сейчас я тебе сам покажу козу. И ты мне ответишь за нее по всей форме.

Первым делом он заглянул в туалет. Там, конечно, пусто. Затем — в служебное помещение. Смотрит — лежит кто-то на второй полке, накрытый простыней, и тяжело дышит.

— Это кто? — спрашивает ревизор.

— Бабушка одна заболела, так я ее от других пассажиров изолировал, — отвечает кондуктор. — Вдруг заразная.

— Живая еще? — с опаской спросил ревизор.

— А то как же? Сами видите, как дышит.

Ревизор заглянул под сиденье, посмотрел вверх, где багажное отделение, и решительно направился дальше. Проверил весь вагон — козы нет. Чувствует, здесь что-то не так. Снова грозно обратился к кондуктору: «Где коза?» А пассажиры смеются, но помалкивают. «Никакой козы у меня нет и не было», — держится своего кондуктор. Ревизор обшарил в вагоне каждую щелочку. «Пошли, говорит, в твое купе».

Сели они. Ревизор стал просить:

— Слушай, я уже тридцать лет ревизором работаю. Я сквозь стенку «зайца» вижу, чувствую по запаху — где-то тут у тебя в вагоне коза. А где ты ее спрятал, ума не приложу. Покажи ее мне. Иначе я спать не буду. Даю слово, что за признание наказывать не буду.

— Честное слово? — переспросил кондуктор. — И козу не ссадите?

— Самое честное, — подтвердил ревизор. — И козу не высажу.

— Ну, тогда смотрите, — сказал кондуктор, поднимаясь с места и сдергивая простынку с козы. — Вот она, наша бабушка-коза. Выпила немного, а теперь лежит отдыхает.

Крякнул ревизор, поднялся, ничего не сказал и молча пошел дальше. Таким образом, как видите, в отдельном исключительном случае провезти козу в плацкартном вагоне пассажирского поезда можно. Даже без билета. Но только, конечно, с разрешения ревизора.

Я зашел на прием к богу. Он посмотрел на меня. Просто посмотрел, и все. Безо всяких эмоций. В моих глазах была почтительность и даже страх. У него же в глазах не было даже мимолетного любопытства. Он просто зрительно зафиксировал мое появление. Зашел, мол, какой-то субъект с папочкой в руках. И все.

У него было крупное, решительное, волевое лицо, серые, мутноватые, налитые кровью глаза, набрякшие веки и мешки под глазами. Не иначе как с похмелья, решил я, и чрезмерно вежливо, даже подобострастно поздоровался с ним.

— Ну? — вместо ответа сказал он.

— Принес рассказик, — смущенно сказал я, чувствуя себя виноватым за то, что отнимаю у него время такой чепухой.

— Давай, — сказал он.

Я протянул папочку.

— Когда прийти?

— Сейчас прочитаю, — сиплым голосом сказал бог. — Садись. Жди.

Вот так удача. Я сел на краешек стула. Руки молитвенно положил на колени. Он, хмурясь, стал читать мой рассказ.

Время от времени его отвлекали телефонные звонки. Он прижимал трубку к уху и смотрел на меня и не видел. Даю голову на отсечение, что в эти минуты он меня просто не воспринимал как живое существо.

Понимая, что я для него никто, абсолютно пустое место, я тем не менее всячески заискивал перед ним: понимающе улыбался, когда он говорил по телефону со своей любовницей, хмурился, когда он отчитывал своего вчерашнего собутыльника, угодливо смеялся, когда он обманывал жену, и одобрительно кивал, когда он договаривался о покупках дефицитных товаров из-под прилавка.

Чтение короткого рассказа растянулось на добрых два часа. Сорвался мой визит к зубному врачу.

Зато он сразу не выгнал меня в три шеи, думал я, и даже предложил сесть. Не говоря уже о том, что бог читал при мне мой рассказ. Одно это наполняло мое сердце священным трепетом. Наконец он закончил читать и поднял на меня свой тяжелый взгляд. Лицо мое словно стянуло тугой резиновой маской, и я с трудом смог улыбнуться. Он молчал.

— Плохо? — с робкой надеждой спросил я, как спрашивают врача у постели безнадежно больного.

Он покачал своей большой головой.

— Еще хуже, — сказал он кривясь. — Это отвратительно. Ты согласен?

Я молчал. Что я мог ответить самому богу? Спорить с ним? Я знал, это бесполезно. С богом не спорят. Его лишь почтительно слушают.

— Ты не умеешь писать, — сказал бог. — Похоже, ты никогда не учил грамматики. Не знаешь даже, где ставить тире, а где точку с запятой. Не умеешь правильно сделать перенос. Вот смотри. — И он с презрением потыкал своим толстым пальцем в мой рассказ. — А еще берешься писать рассказы. — А что у тебя за сравнения: «Вода, словно зеленый мрамор с белыми разводами». Это же примитивно, как простая вода. Ха-ха-ха! А это: «Девушки, похожие на кувшинки». Где ты видел девушек, похожих на кувшинки?

Я молчал, сцепив руки и стиснув зубы. Я знал, что надо терпеть. Самое главное бог скажет в конце.