Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

…Старые привычки живучи, они сидят в нас, их нужно преодолевать. Новые времена — новые песни. Этим песням надо учиться!

Машину сильно тряхнуло на глубокой выбоине. Северцев открыл глаза. Проселок петлял мимо гигантских золотистых кедров, и через приспущенное стекло передней дверцы в кабину пахнуло теплым смолистым воздухом. Михаил Васильевич на мгновенье снова зажмурил глаза, с удовольствием втягивая в себя стойкий аромат тайги. Потом достал папиросную коробку и зажигалку. Предложил папиросу шоферу — рыжему плутоватому парню с поповской гривой, закурил сам.

— Далеко еще до Кварцевого, Ваня?

— Рукой подать, километров тридцать.

Северцев привалился боком к дверце машины, устало провел крупной ладонью по серым волнистым волосам, по высокому морщинистому лбу. Между желтовато-коричневыми стволами корабельных кедров дрожали столбы солнечной пыли. В них кружились мошки.

…Вот уже восемь лет колесит он по дорогам своего совнархоза. Ему подвластны лес и уголь, бумага и текстиль, обувь и электроэнергия, золото и железо… всего не перечислить! Чтобы управиться со своими обязанностями, нужно быть всезнайкой. Притом знать надо каждую отрасль этого большого хозяйства досконально, по-инженерному. Да возможно ли это, в конце концов?.. А ведь именно он, Михаил Васильевич Северцев, искренне приветствовал создание совнархозов! В начале их организации они пользовались правами министерств, могли, например, утверждать проекты и сметы на крупные новостройки или изменять титульные списки объектов, теперь это может делать лишь Москва. Основные вопросы снабжения предприятия оборудованием и материалами решаются также только в Москве и решаются крайне туго. Защитив заявки на оборудование, ты не уверен, что они будут удовлетворены поставщиком, потому что кое-где местнические интересы берут верх над государственными. Что греха таить, и мы местничаем — второй месяц наш угольный комбинат не отгружает на металлургический завод соседнего совнархоза коксующийся уголь под предлогом необходимости создания его запасов для своих предприятий.

Выходит, самоуправство совнархозов и порождает ограничение их прав.

Теперь трудно понять: как же это тогда он, далеко не новичок, опытный хозяйственник, поверил в необходимость такой перестройки руководства народным хозяйством, которая была основана лишь на волевом решении? Оказался нарушенным отраслевой принцип руководства, отказ от специализации постепенно привел к техническому застою. Совнархозы бесправны, они зашли в тупик. Время от времени выносятся подбадривающие решения: недавно разрешили совнархозам передавать друг другу мелкое оборудование. Но эти частичные улучшения ничего по существу-то не меняют…

Крупные капли дождя прервали безрадостные размышления Михаила Васильевича. Он покрутил ручку и поднял оконное стекло.

— Грибной, — с удовольствием заметил шофер, подставляя ладонь теплому дождю.

Тайга внезапно отступила, осталась позади. Рядом замелькали коттеджи вперемежку с трехэтажными зданиями, фасады которых были расцвечены торговыми вывесками.

Кварцевый строился одновременно с золотым рудником и теперь растянулся километра на два по берегу мелкой, с каменистыми перекатами речки Гольцовки. Строители сохранили таежных красавцев — медноствольные кедры, голубоватые пихты и пятнистые березы шагали вдоль поселковых улиц.

Шурша колесами по накатанной гальке, «Волга» остановилась у двухэтажного каменного здания. Северцев невольно улыбнулся: считай, что дома! Золотой рудник — это тебе не обувная фабрика…

Совсем иное чувство охватывало его, когда он приезжал на предприятия других подчиненных ему, как зампреду совнархоза, отраслей хозяйства. Там он вынужден был держать себя все время настороже, чтобы — упаси бог! — не обнаружить перед специалистами слишком уж явно свою неосведомленность в делах далеких от его прямой специальности.

— Минуту обождите, — сказал шофер, — узнаю, где директор. Его редко застанешь в кабинете.

Северцев осмотрелся. Пестрая цветочная клумба, скамейки в тени тополей, фонтан, дорожки, усыпанные серой галькой, — все сработано по-хозяйски, добротно, надолго…

Иван, выйдя из конторы, пожал плечами. Это значило, что возникают какие-то затруднения в поисках Степанова. Да ведь Михаил Васильевич и не предупредил его о дне своего приезда, так как не знал, когда закончит дела на угольной шахте. А дела эти были нелегкими. Начальник шахты отказался выполнить указание о немедленной отгрузке эшелона коксующегося угля металлургам соседнего совнархоза. Северцев познакомил его с тревожными телеграммами металлургов, требовавших во избежание срыва плана немедленно отгрузить кокс, но эти телеграммы не тронули начальника шахты. Он оправдывался тем, что металлурги в прошлом году не выручили его металлом для копра вспомогательной шахты и поэтому он не обязан выручать их в ущерб своим предприятиям. Только после настойчивого вмешательства Северцева эшелон кокса ушел к металлургам.

— Директор на карьере. Вас отвезти в заезжий дом? — спросил Иван.

— Отвезите, пожалуйста, на карьер.

Объехали яркую клумбу, фонтан, серебром искрящийся на солнце, и по широкому асфальту помчались снова в глубь тайги.

Навстречу двигались, надсадно рыча, КрАЗы, доверху груженные желтой рудой.

Северцев завидовал Степанову: вот человек, который ежедневно видит результаты большого труда, может гордиться содеянным… А что похожее на это мог бы вспомнить он, Северцев, за последние годы? Бесконечные докладные по разным вопросам, совещания, прожекты? Правда, его коллеги говорят, что он «внес вклад в науку», но ему-то известно, что не сломай он ногу в автомобильной катастрофе, не проваляйся в гипсе два месяца, никогда у него не нашлось бы времени, чтобы завершить научное исследование, начатое еще на Сосновском горном комбинате. В общем, как говорится, не было бы счастья…