Лев Кожевников - Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

Конопатый, обросший светлым волосом пуп колыхался у Алексея перед самыми глазами. Хотя Алексей уже понял, что дядька хамит ему не из злого умысла, а по причине дурного воспитания.

— Вот что, дядя. Пожалуй, я тебя сейчас арестую. «Особо циничные действия, совершаемые в общественном месте». Статья 266 часть 2-я, до пяти лет лишения свободы, — он оттянул резинку на рейтузах, и резинка звучно шлепнула по тугому животу.

Дядька сделал шаг назад и величаво ткнул веснушчатым, толстым пальцем в Алексея.

— Ты кто?

— Из прокуратуры.

— Ну да? Еще чего?

— Плюс оскорбление представителя власти при исполнении служебных обязанностей.

— Из прокуратуры… хы! Так бы и сказал сразу. А то мозгу конопатит тут, хрен не хрен…

Договорить хозяину не позволила супруга. Она вдруг вывернула у него из-за спины, такая же крепкая, дородная, и с бранью выставила его с крыльца в дом.

— И пьют, и пьют! Кажный божий день. Куда чего лезет в паразитов?!

Хозяин однако тут же ее срезал из-за двери:

— А ты, мать твою… не пьешь, и чего тогда? Жизни не видала, дурища!

Женщина захлопнула за ним дверь и с искательной улыбкой повернулась к Алексею.

— Вы уж, молодой человек, не взыщите с дуролома пьяного. Он так-то мужик ниче, хороший. А разговору с людями не понимает, как надо-то. Наговорит, наговорит спьяну, они и отворачиваются.

— Я уже понял, — Алексей примиряюще улыбнулся. — скажите, а соседи ваши… Суходеев, он дома сейчас или нет?

— Ой! Вы из-за Вовки к ним? Отец по времени дома должен быть с работы, а не видала, не знаю. Дуська у него с полдня на огороде крутилась, баню вытопила. Может куда в магазин умелась за хлебом, или еще чего?..

— Дверь изнутри закрыта на засов.

— А она огородами ходит, ближе ей. На два дома живут нерасписаны, туда-сюда бегает.

— Стерва твоя Дуська, — важно обронил в раскрытое окно «бонапарт». Он сидел там с самым победительным видом и решительно сплюнул, выражая презрение.

— А она не каждому дает! Вот и сволочат такие-то, кому не досталося!

Но «бонапарт» не удостоил вспыхнувшую порохом супругу даже взгляда. Проплыл мимо величавый, словно корабль мимо болтающейся на волнах выеденной, арбузной корки. «Надо же, сколько осанки в человеке», — с изумлением подумал Алексей, чувствуя себя некоторым образом в приемной у важного лица. — И все зря пропадает. Хотя почему же зря? За осанку, должно быть, и полюбила его эта милая женщина. Вот ревнует даже. Совсем как в известной частушке: «Полюбила Феденьку да за походку реденьку».

— Мужа вашего, простите, как звать?

— Федор он. Да вы, молодой человек, не взыщите уж… — вновь начала она привычно заступаться за своего «бонапарта», — с простой души лепает чего ни попало, а люди, конечно, верят поначалу-то…

Минут через пять на разговор подошли еще три соседские женщины. Остановился послушать древний дедок, у которого на лохмотьях — засаленном, дырявом пиджачишке от плеча и до оторванного кармана красовались многочисленные орденские планки. Разговор покатился сам собой, и Алексей многое успел узнать из тайн этой «растеряевой» улицы, которая с тех достопамятных пор едва ли существенно изменилась, разве что обветшала и сделалась еще гаже, так что классические «растеряевские» времена, если бы здешние обитатели о них знали, показались им золотым веком.

Зато все знали о Суходеевых. Кроме одного — куда исчез Суходеев-младший? Сестры живут здесь же, в городе, их две, обе замужем. Другая родня, знакомые — все тут. И сам… учеба ведь у него, никуда ехать не собирался, знали бы. Целыми днями глаза на углах мозолил, и вдруг на тебе, пропал, как провалился. Утонуть не мог, нет. Другие люди рыбачат, много таких, а у них не заведено. И отец, и дед такой же был, рядом с водой живут, а на берегу не бывали… На мотоцикле куда-нибудь уехать мог, это да. Шею себе, поди-ко, свернул и валяется в канаве… Чей мотоцикл? Да кто его знает? Друг у дружки берут, а своего у Володьки не бывало. Про мотоциклы, если конечно интересно, лучше у друзей его поспрашивать. Вон, через два дома… третий. С утра свою керосинку починяют перед воротами, вот у них про мотоциклы все узнаешь, что надо.

Алексей в конце концов так и сделал. Два типичных «олигофрена» сосредоточенно возились у полуразобранного мотоцикла. Рядом на куске брезента были разложены промасленные детали и ветошь вперемешку с инструментам.

Разговор с первой же фразы зашел в тупик. На прямые вопросы оба «олигофрена» отвечали односложно «да», «нет», «не знаю», «не видел». Пожимали плечами, а то и вовсе отмалчивались. Алексей терпеливо вслух анализировал вырванные у них же случайные сведения, разматывал, ловил на нестыковках, ставил в тупик, и чем дальше, тем все сильнее зрело в нем ощущение, что «олигофрены» блефуют. Он уже начал жалеть, что заговорил с обоими сразу. Таких легче колоть по одному с глазу на глаз, на основе элементарного здравого смысла и банальной ответственности, а в группе они мгновенно тупеют, утрачивая даже это немногое.

Он терпеливо, буквально на пальцах объяснил «олигофренам», что для следствия любая, даже маленькая зацепка может оказать неоценимую услугу. Как-то сориентировать розыск, чтобы установить местонахождение трупа Суходеева и напасть на след возможного убийцы.

Про труп и убийцу Алексей упомянул не без умысла, зная, что это поможет обоим приятелям избавиться от обета молчания перед Суходеевым, если таковой имел место в действительности. И не ошибся. «Олигофрены» переглянулись, как бы испрашивая один у другого согласия, наконец, кадыкастый парень с крашеными, пегими волосами буркнул, глядя в сторону:

— Был у него мотоцикл.

— Какой?

— «Восход».

— Номерной знак помнишь?

— Без номеров, так ездил.

— С рук купил?

— Зачем? Новый… два месяца всего.

— Отец подарил?

— Сам.

— На какие деньги?

— Ну, были у него… Откуда я знаю?

— Полторы тысячи? А может, за этот должок с ним кто-нибудь посчитался? А?

— Не-а, — мотнул головой парень.

— Почему «не-а»?

— Так… знаю.

— Ты же сам сказал: откуда я знаю… только что.

— Да ладно, скажи ему, — подал голос другой, тоже глядя в сторону. — Чего теперь?

— Сам скажи.

— Так он что? Украл эти деньги? Или кого-то ограбил? — наводящими вопросами, мягко Алексей старался подтолкнуть начавшийся разговор в нужную сторону, «дожать» потихоньку «олигофренов».

— Ну, украл.

— У кого?

— У своего пахана.

— Снял со сберкнижки, — буркнул другой.

— И что деньги ему выдали? По чужой книжке? — изумился Алексей.

— Ну. Он шесть раз ходил снимать, и ниче ни разу. Даже паспорт не спросили.

— Отец знает? У Суходеева?

— Мы-то откуда… Он нам не докладывает.

— Это понятно. А Суходеев… Воха, ничего не говорил?