Валентин Иванов-Леонов - Копья народа

— Так на чьей земле золотая жила, брат Криел?

— За мной следит особый отдел полиции. Если я скажу, мне грозит большая неприятность.

— Ты находишься под нашей защитой. Руководители полиции сами подчиняются братству.

Криел все не решался.

— Чего ты боишься? Наши люди всюду. Никто не станет министром, если этого не захочет Комитет двенадцати апостолов нашего Союза братьев. Мы не дадим тебя в обиду.

— Меня уволят, и ни один горный концерн не примет меня на работу. А почти все рудники и шахты в руках англичан. Британцы стоят друг за друга.

— Мы найдем тебе хорошее место. Это говорит тебе член Комитета двенадцати апостолов.

Криел со страхом взглянул на черную фигуру с крестом. Приказ всемогущих «апостолов» должен быть выполнен беспрекословно! Криел знал, что у братства есть свое гестапо — исполнительный комитет, который сразу уберет его, прояви он непокорность.

— На землях Эбензера, — прошептал Криел.

В прорезях капюшона блеснули и тотчас потухли глаза.

— Богатая жила?

— Очень.

— Не беспокойся ни о чем, брат. А Эбензер уже пронюхал о золоте?

— Нет.

— Не сообщай о своем открытии и Трансваало-Американской корпорации. Это приказ.

— Но я должен писать отчет каждую неделю.

— Сообщи, что золота не обнаружено. Забудь о британцах, брат Криел. Власть их под Южным Крестом кончилась.

— Я все сделаю, как сказал ты, апостол.

— Эбензер хоть и чистый африканер, но он наш враг, — сказал Фан Снимен, обращаясь ко всем. — Он воевал против Гитлера, когда немцы поддерживали нас в борьбе за власть. Он водил дружбу с кафрами. Эбензер — мои должник, и земля его станет нашей. Завтра же ты, судья Радеман, вызовешь его в суд. Назначай дело к слушанию — и конец.

— А если он достанет деньги и расплатится, апостол? — спросил судья.

— Этого нельзя допускать.

— Если он уплатит долг, я бессилен, — сказал Радеман.

— Тогда он может поехать в вельд и не вернуться оттуда, — мрачно сказал Фан Снимем. — Один человек ничего не значит в большом деле. Нам нужны средства для великой борьбы с низшими расами. Борьба будет жестокой. Победит тот, кто тверже духом. Эбензер будет устранен. Кстати, поблизости появился небольшой отряд кафров. Они называют его «Копья народа», Эбензер может стать их жертвою. Ведь уже были случаи, когда плантаторы погибали, брат дю Плесси?

Начальник полиции вздрогнул.

— Были. На все воля божья, апостол.

— Кафры стали дерзкими, дю Плесси. Пришли сюда, на ферму, охрану — двадцать полицейских.

Грохот поваленной мебели за стеной прервал его речь. Фан Снимен подчеркнуто неторопливо повернулся и указал на дверь. «Братья» кинулись в соседнюю комнату.

Кумало вышел из компаунда. В черном холодном небе — россыпь огней. Ночь вымела люден из вельда. В высоте прочертила след падающая звезда. Надрывно крикнула ночная птица. Кумало направился к большому дому. Страх холодил душу. Он скользнул во двор, приблизился к дому, настороженно оглядываясь. Под навесом притаилась темная человеческая фигура. «Охрана!» Делая вид, что пришел по делу, Кумало подошел к двери. Когда брался за ручку, пальцы его дрожали. Он повернулся, еще раз взглянул под навес. Никого. Неужели показалось? Человек не мог выскользнуть из двора так быстро. Кумало направился к навесу. Сердце билось у самого горла. Пусто. Только столб. Он вытер вспотевший лоб. «Кажется, ошибся».

Окна конторы занавешены. Кумало снова приблизился к двери, постоял некоторое время, раздумывая. Нет, он ясно видел сейчас человека. Куда он спрятался? В дверь входить нельзя. Кумало слегка потолкал ее и пошел из двора к воротам. «Может быть, все же лучше вернуться в компаунд?» Он шел в темноте некоторое время, потом решительно свернул влево, сделал большой крюк по степи и, не заходя во двор, приблизился к бунгало с другой стороны. Вечером он нарочно не задвинул шпингалеты окна, выходящего в степь. Открыв раму, он сиял туфли и бесшумно влез в контору.

Кумало наткнулся на табурет, замер, долго стоял, выжидая. Тихо ступая, он подобрался к кабинету хозяина, заглянул в узкую щель в двери. Люди в черных капюшонах. «Братья»! Кумало прильнул ухом к замочной скважине…

Он услышал шаги и грохот упавшего стула, когда было уже поздно. Свет фонаря ослепил его. Двое схватили Кумало, навалились. Он узнал ду Прииза и лопоухого Урбаньяка. Из двери выскочили люди в черных капюшонах, с факелами в руках.

Кумало держался спокойно. Сквозь прорези в капюшонах на него смотрели ненавидящие глаза.

— В дом пролез, — сказал Урбаньяк, тяжело дыша.

— Чего же ты смотрел там? — зло спросил Фан Снимен.

— Он обманул нас. Я думал, он вернулся в компаунд.

— Я забыл в столе хлеб, баас, — сказал Кумало. Худенькая фигурка его казалась совсем маленькой рядом с высокими полными людьми в черных балахонах.

— За хлебом, а в окно влез, проклятый кафр. — Урбаньяк выхватил пистолет.

— Стой, стой, Урбаньяк. Зальешь мне тут кровью пол. Не люблю, когда в доме стреляют. Отвезите его куда-нибудь.

Фан Снимен мрачно поглядел на Кумало. Взгляд этот не предвещал ничего хорошего.

— Подыми руки!

Тяжелое, налитое свинцом сердце бухало в груди. Кумало покосился на входную дверь. Путь загораживали двое. Теперь живым не выпустят.

Надсмотрщики привели трех оседланных лошадей. Кумало вытолкали во двор, связали ему руки, посадили на серого рослого Горизонта.

Урбаньяк и ду Прииз вскочили в седла, Ду Прииз намотал на руку повод Горизонта.

— Не упустите, — напутствовал Фан Снимен. — Действуйте твердо. «Не стыдитесь окровавить ребро худому рабу своему», сказано еще в священном писании. — Хозяин подошел к лошади, что-то рассматривая. — Ты что же, ду Прииз, не видишь — потник подвернулся? Холку коню хочешь сбить? Конечно, не твой, не наживал. Переседлай, ирод!

Трое выехали в вельд. Слева от Кумало — Урбаньяк. В его опущенной руке пистолет. Кумало стал молиться, чтобы им повстречался отряд «Копья народа».

Лошади всхрапывали, пугливо косились по сторонам. Глубокой черной чашей накрыла ночь саванну. Взгляд увязал в холодной густой мгле. Глухо стучали о сухую землю копыта, протяжно ухали козодои. Конь под Кумало перебирал ногами. Ду Прииз грозно прикрикнул на него.

Проехав полчаса, надсмотрщики стали совещаться, где «положить» пленника. Ду Прииз вынул сигареты, стал закуривать. Кумало, сжимая челюсти, смотрел на него горящими глазами. Вот он, момент! Другого уже не будет. И вдруг, яростно вскрикнув, ударил пятками коня. Пугливый Горизонт шарахнулся в сторону, едва не сбросил всадника и, вырвав повод из рук ду Прииза, понес.

Вдогонку ударил выстрел. «Мимо!» — радостью обожгла мысль. Ужас гнал Горизонта по саванне. Конь летел, не разбирая дороги. «Раз, раз, раз, раз!» — с жадностью отсчитывал про себя Кумало саженные прыжки, уносившие его от смерти.