Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1957 года]
- Название:Тайгастрой [издание 1957 года]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Державне видавництво художньої літератури
- Год:1957
- Город:Київ
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1957 года] краткое содержание
Тайгастрой [издание 1957 года] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Когда заклокотал котел восстания в Престольном районе, с партизанами поднялись мужчины села Троянды. У Ивана Беспалько холоднее стали глаза, горячее сердце. Спина зажила, но не похожа была эта сизая, в рубцах, пестрая плахта на человеческую спину...
Партизаны прежде всего напали на комендатуру. Майор Чаммер, однако, успел скрыться. Схватили его помощника и вздернули тут же, на крыльце.
Ночью в усадьбу пришла толпа. Искать молодого бросился сам Иван Беспалько. Искал он по всем комнатам, на чердаке, в сараях и погребе. Крестьяне по-хозяйски осмотрели имущество, распределили, что должно отойти обществу, что раздать пострадавшим от расправы. Вещи вынесли в сад.
— Выходи, кто живой есть! — крикнул Иван Беспалько, держа в руках кавалерийский карабин.
Вышел старик Игнатий; из флигелька выбежали Маруся и мальчишка. Не было Любы. Им приказали взять свои вещи и перебраться в каменную сторожку, что находилась в конце сада.
— Здесь вам определяется жить! — сказал Иван Беспалько. — Служили господам, послужите теперь обществу.
И он пошел к старику Радузеву, которого охраняли двое солдат.
Тем временем крестьяне принесли из сарая солому, обложили дом с четырех сторон и подожгли.
— Где офицер? — подступил Иван Беспалько к трясущемуся старику Радузеву.
— Нет его уже который день...
— Где сын, говори!
Холодный взгляд приводил старика в трепет. Было лунно, старик различал каждую складочку на худом, озлобленном лице Ивана.
— Где сын?
— Иван, бога побойся! Что тебе мой сын сделал? За что ты на него поднял руку?
— Молчать!
— Иван, не тебе ли я, когда ты был вот такой, подарил валенки? И не твоей ли сестре дал шубейку? И не твоему ли отцу простил сто рублей?
Ивана словно ударили в глаз.
— Ах, ты, ябеда проклятая! А кто судом оттягал у нас останню корову? Перед кем мать навколишках стояла?
В это время Иван увидел дым, поваливший от барского дома.
— Що воны роблять! Свое добро гублять! — возмущенно воскликнул Беспалько. — Повартуйтэ, а я зараз, — и он побежал к дому.
— Бери его! — обратился один солдат к другому.
— Братцы! Спасите... Не буду больше... Отдам... Братцы... За что?
— Поздно, кукушечка, закуковала!
Его схватили и понесли. Он раскачивался на руках, и вдруг в эту страшную минуту старику Радузеву припомнилось, как на свадьбе вот так его подняли и понесли, и кричали «ура!» И еще... Когда-то он любил играть на арфе... И к нему тайно приходила горничная Маруся...
Несли его очень долго, и если бы не тревога, можно было подумать, что ничего не случилось. Просто он устал и его несут сильные руки.
От реки потянуло прелью. Старика опустили на землю. В лунном свете он увидел сруб, забитый бревнами. На горке из-за деревьев показались зелено-желтые клубы дыма от горевшей соломы. Запахло гарью: так пахло весной, когда Игнатий сжигал кучи листьев....
«Все кончено...» — подумал старик и удивился, что сейчас не было никакой жалости к добру, которое горело, а только страстная жалость к самому себе, страстное, беспредельное желание жить...
Крестьяне отбили бревна со сруба заброшенного колодца.
«Неужели придется принять такую смерть?..» В холодные складочки уже собралась кожа на затылке, волосы вздыбились, острые, колючие, как булавки; заболело в желудке.
— Братцы! Христиане! Спасите! — выкрикивал он скорее инстинктивно, нежели сознательно.
Тупой удар зажег свет в глазах; было ощущение чего-то тяжелого, неизбежного; захотелось проснуться, увидеть себя в постели, трижды перекреститься широким крестом на лампадку, но это длилось недолго. Сознание прояснилось, и он со всею четкостью представил, что принимает вот сейчас, сию минуту, смерть, и что ничто более не отвратит тяжелую, неизбежную гибель.
Тело его еще раз ощутило острую боль, от которой помутнело сознание. Он летел вниз, в колодец, ударяясь головой о выступы, но ничего более не чувствуя.
Жизнь страны за тридцать лет прошла перед ними, жизнь народа, в котором оба составляли микроскопическую частицу. И даже не верилось, что все это так было.
Они сидели в ресторане в углу и, перебирая прошлое, возвращались к настоящему.
— После того случая на лугу бежал я в Одессу. Со мной уехала Люба. Боже, как я полюбил ее... Мы жили, словно брат и сестра, я щадил ее молодость, ее девичью чистоту, ничем не хотел связать ее волю. Она училась в театральном техникуме. И только несколько лет спустя, когда она подросла, привыкла ко мне, потянулась как к человеку, мы стали мужем и женой. Но это другая история. Я пришел к тебе не за тем.
— Давай, давай, нечего тянучкой заниматься! — нервно заторопил вдруг Лазарь. — Зачем явился ко мне?
Воспоминания до того взвинтили Лазарю нервы, что он уже плохо владел собой.
Радузев выпил еще стопку водки, ничем не закусывая; даже отвращение появлялось на лице, когда глаза его натыкались на закуску.
— Торопишь? Ладно. Зачем явился? Дело в том, что я узнал, где Чаммер...
Лазарь стукнул кулаком по столу.
— Что ты говоришь!
— Скитался по Москве после бегства с площадки. И вдруг... На улице наткнулся... Проследил... Эту гадюку я узнал тотчас, хотя она изменила личину.
Лазарь уцепился за рукав Радузева.
— Увидел и — не захватил? Где он? Почему скрыл от органов? Раз ты честный человек, почему не выдал властям?
— Боялся. Спросят, не связан ли с ним? Душу свою наизнанку вывернешь, а тебе могут не поверить. И ничем нельзя доказать свою невиновность, потому что несовершенное преступление недоказуемо...
— Ты в самом деле рехнулся!
— Чаммер — профессиональный разведчик, такие владеют собой. А я начну заикаться. А раз человек заикается, значит — виновен. Чего ради краснеть и заикаться невиновному?
— Хватит бредней. Пошли!
Лазарь расплатился и вытащил Радузева из-за стола. Они спешно оделись. Улицу заливал свет фонарей, но Радузеву показалось, что над городом висела тьма.
— Куда ты меня тащишь?
— Сам знаешь...
— За что?
— Не такое время, чтобы сквозь пальцы смотреть на людей с путаной биографией. Каждый должен быть ясен и прозрачен.
Злость овладела Лазарем, злость, ненависть, и он поддался этим чувствам.
До Лубянской площади рукой подать. Радузев задрожал, Лазарь сильно прижал к своему боку его руку. За углом Радузев остановился.
— Ты чего?
— Дай отдышаться...
— Там отдышишься...
— Нет, постой. Неужели ты не веришь мне? Ты знаешь меня вон с таких лет. Знаешь каждое движение моего сердца. Каждый день моей жизни...
— Моей личной веры и моих знаний недостаточно.
— Неужели ты не веришь? Ты, Лазарька? Кто же тогда поверит мне? За всю свою жизнь я не причинил никому зла, никого не обидел и — мне не верили. Не от того ли, что честность должна иметь границы? Что безграничной честности нет? А если объявится, так ее заплюют, загадят подозрением? Вот я стою перед тобой с обнаженной душой, не сделавший никому зла: плюнь в нее, и тогда я сам пойду туда. Пойду, чтоб ни ты, никто никогда более не сомневался во мне.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: