Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1950 года]

— Сорвалась! — крикнул Гуреев.

— Не теряйся! — послышался снизу уверенный голос Ванюшкова.

Бадью подали вторично. Гуреев наклонился навстречу и, едва бадья подошла к рукам, схватил кирпичи. Секунда задержки, — и кирпичи лежали на ребре каупера.

— Так! Еще ловчей! — командовал бригадир.— Пойдет!

Катали уходили по доскам в узкие проходы и кричали встречным: «Берегись!» На лоснящихся спинах уносили пятна света от фонарей. Через час взяли повышенный темп, работа напряглась, как трос на лебедке.

— Давай кирпич! Не задерживай!

Возле каупера — профессор Бунчужный и Надя. Они наблюдают за работой, обмениваются короткими замечаниями.

— Мне кажется, Надежда Степановна, у нас отстает подача. Надо усилить ее.

— Придется перестроить звенья, — говорит она.

— Перестройте обязательно, иначе сорвемся.

Надежда с Женей перестраивают звенья, шлют добавочных людей на подвозку огнеупора.

Всю ночь работа шла хорошо. Только под утро случилась авария: оборвалась боковая доска крепления. Сережка Шутихин полетел в кауперную шахту. Падая, он напоролся на трос, запутался, удар был ослаблен, — этим парень спас себе жизнь. Работа на несколько минут прервалась. Вызвали скорую помощь, Шутихина повезли в больницу.

Утром Женя Столярова пошла в партийный комитет. После того, как Женя узнала о любви Николая и Нади, ее вдруг покинула душевная стесненность, которая последнее время охватывала ее при встрече с Журбой. Вместо этого появилось нечто подобное вызову, озорству. Порой она искала повод показать свою независимость, свою полную свободу от увлечения и говорила с Николаем мальчишеским тоном.

Он понимал, откуда все это идет, и смотрел сквозь пальцы на ее выходки.

— Товарищ Журба, нужно создать ребятам условия. Смену проработали, как черти. Двести восемьдесят процентов! Завтра обещают дать триста пятьдесят! Прежде всего надо улучшить жилищные условия, требую внимания к моей бригаде.

Созвонились с админ-хозчастью. Комсомольской бригаде второго каупера отвели отдельный угол в бараке. Ребята тотчас переселились, установили свой бытовой режим.

— Вам надо быть передовыми и в быту! — говорила Женя на первом собрании бригады, когда все устроились на новом месте.

— Не девушка, а золотой огонек! — заметил тихий Гуреев.

Через два дня явился из больницы Шутихин. Он был обвязан, перебинтован, желтизна лежала на лице, но парень, как ни в чем не бывало, шутил и улыбался.

— Вот это да! — сказал он, осмотрев новое жилье. — Забота о живом человеке!

— Ну, как ты? — спрашивали товарищи, разглядывая Шутихина.

— Не стеклянный! Через несколько дней выйду на работу!

Женя Столярова от радости чуть не бросилась к Сережке на шею.

— Не тронь его! Сломается!

В начале новой недели консультант Август Кар, просиживавший по целым дням в каупере, обнаружил неполадки; пришлось разобрать, к радости Роликова, четыре ряда насадки. Занялись этим делом. Злого умысла не нашли: неправильно выложили — и все. Слава консультанта пошла вверх, а Наде было до слез обидно, что она могла пропустить. «Запуталась, какую марку кирпича следовало класть. Их много», — смущенно признавалась она, чувствуя себя не очень уверенно. «С марками надо познакомиться поближе», — решила она.

Август Кар вертел в руках огнеупорные кирпичи и, сидя внутри каупера, распевал песни.

Итоги работы первой недели были, несмотря на напряженность, неудовлетворительны: звено Смурыгина выкладывало в среднем три с половиной ряда за смену; звенья Яши Яковкина и Василия Белкина — их также перебросили на огнеупор в доменный — по четыре. Профессор Бунчужный ходил задумчивый и что-то решал про себя.

— Мы должны выкладывать по пять и больше! Что надо сделать, профессор? — спрашивала Женя.

Чувствовалось, что сейчас в ее жизни самое главное: выполнят ли комсомольцы обязательство или нет. Она действительно готова была сама стать на кладку, лишь бы помогло.

— Что бы нам такое придумать? Посоветуйте, Федор Федорович! — обращалась и Надежда. — Мы больше ничего придумать не можем.

— Какой ведьмы они хотят? — ворчал Август Кар. Он курил морскую трубочку и выстукивал кирпичи, как врач выстукивает грудную клетку. — Где это слыхано? Как можно дать больше?

Профессора с каждым днем все более тревожила нехватка дней: многое оставалось сделать на эстакаде, на бункерах, на воздуходувке. А дни становились короче, резко похолодало.

— Взяли на себя каупер перед строительством, а в среднем не даем того, что наметили, — жаловалась Женя профессору.

— Мое мнение: надо лучше организовать подвозку кирпича и подачу его на каупер. Лимитирует работу, насколько я вижу, материал, — сказал Бунчужный после раздумья. — Поставим добавочный подъемник. У нас встречаются холостые пробеги, не все рабочее время достаточно уплотнено, есть зазоры. Отсюда и результаты.

Втроем идут к кауперу и останавливаются у подъемника. Профессор поднимает оброненный кирпич. Он гладкий, хорошо отшлифованный. Ребята научились выгружать кирпичи раньше, чем бадья остановится, это дает значительную экономию времени.

— Вы согласны, что надо поставить еще один подъемник? И подавать огнеупор в ящичках. Пусть изготовят срочно в деревообделочной мастерской, я дам чертежик.

Бригада, видя, что на нее обращено внимание и профессора, и Коханец, и Жени Столяровой, старается еще больше.

— Вира!

— Стоп!

— Майна! — безостановочно падают звонкие окрики.

Кажется, что эти короткие малопонятные слова и являются тем средством, которое помогает работать лучше и быстрей.

Острые грани кирпича режут пальцы; кирпичи ловко перебрасываются к месту кладки. Звено Яши Яковкина за час до смены выложило четыре ряда!

— Мы отвоевали один час! — радостно объявляет ребятам черноусый Яковкин. — Надо выложить еще хоть полряда! Поднажмем! — обращался он к товарищам, обтирая рыжим от кирпичной пыли рукавом мокрое лицо. Он был возбужден и еще более задорен.

Нагрузка, приемка, кладка идут быстрей. Надя, охваченная общим порывом, принимается выкладывать кирпичи вместе с другими, ее руки краснеют, будто после мытья пола.

Профессор Бунчужный поднимается внутрь каупера, под ногами его скользят раздавленные крупинки огнеупора. Вот он наверху.

«Боже мой! Видел ли я когда-нибудь в прошлом, чтобы так молодо, с таким задором и, в сущности, так весело работали люди?»

— Давай! Давай! — слышит он голос звеньевого Яши Яковкина. — Работать надо, как в а н а д и й!

«Ванадий... Они представляют ванадий в образе богатыря...» — думает он, чувствуя, как все в нем волнуется.

Внутри каупера светло, точно на сцене театра. Да и сама площадка напоминает сцену с кулисами... Ослепительно горят лампы. Профессор облокачивается о рештовку и стоит, глаза его устремлены вдаль, но едва ли они сейчас что-либо различают.