Александр Кузнецов - Крестики-нолики

— Потерял? — протягивая Сергею кинжал, сурово поинтересовалась Роза.

Не успел Сергей и звука вымолвить в защиту собственного разгильдяйства, как неумолимая Роза отработанным хмыком вобрала в себя все, что полагалось отдать носовому платку, а ее брат Венька уточнил:

— Это я нашел.

А Додик-щепка, кивая на Маленького Мука, потребовал разъяснений:

— В пиковой шапке за наших или за тех?

— Сам за себя, — обтирая текстолитовое лезвие о рукав пальто, нахмурился Сергей.

— А Витя обещал послезавтра провести нас на «Антошу Рыбкина», — громогласно объявил Додик.

Ничего, кроме невразумительного сопения, не смог противопоставить ему Сергей. А что тут скажешь?.. Старший брат троицы-погодков запросто может провести на «Антошу Рыбкина» хоть десяток таких шпендриков. Как ни крути, а этот Витя, по прозвищу Гешефт, вторую неделю помощником киномеханика в кинотеатре «Заря» работает. На парфюмерной фабрике у начальства на хорошем счету, а по вечерам еще и в бильярдной у Павелецкого вокзала подрабатывает. Хотя ему и шестнадцати не исполнилось… Гешефт, как никто, умеет красиво курить, пользуясь длинным мундштуком. Может достать все что угодно, вплоть до американского сульфидина. Никого не боится. И почти все взрослые, когда разговаривают с Витей, кажутся почему-то дураками.

— Вот скажи, эти головастые однолицые совсем одинаковые? — кивая на флигель с просевшей крышей, вновь напомнил о себе Додик.

— Я же тебе уже объясняла, — возмутилась Роза. — Они двойняшки.

— Не двойняшки, а близнецы, — поправил Розу Сергей.

— Значит, все-таки одинаковые? — упорно гнул свою линию Додик.

— А Витя говорит, что одинаковых даже двух банок тушенки не бывает.

Оспаривать высказывание Вити Сергей не решился.

— Ты видел, как они вчера по большому тополю скакали? — вплотную подступив к Сергею, доверительно замурлыкала Роза.

Проследив причудливый путь толстой веревки, от чердачного окошка деревянного флигеля к макушке большого тополя, Сергей почтительно вздохнул и резюмировал:

— Головастые — ребятки ничтяк.

Близнецы появились в осевшем флигеле поздним вечером. Весь скарб, что головастые выволокли из кабины полуторки, умещался в двух рюкзаках и побитом фибровом чемоданчике.

На следующее утро братья уже освоили чердак над своей комнатой. С немыслимой легкостью переместились близнецы с чердака на малый тополь. Через пару секунд оказались на большом дереве и водрузили скворечник, сшитый из свежих чурбачков.

— Привет несгибаемой молодежи тыла! — прервал размышления Сергея Витя Гешефт.

Изящно взметнув правую ладонь к длинному козырьку плюшевой кепки, Витя обещающе улыбнулся Сергею, не спеша извлек из внутреннего кармана френча роскошный носовой платок, без суеты и геройских усилий помог высморкаться Веньке и Додику.

— Вот два талона на суфле, — объяснил он своим младшим, адресуясь главным образом к Розе, — в половине второго отправитесь в столовую номер пять, на Малой Ордынке. Идти лучше дворами…

— Витя, а Щава говорит, что нашу маму… — начала было Роза.

— Вы больше верите дефективному сплетнику или старшему брату? — опередил Розу Витя.

— Я больше верю старшему брату, — первым откликнулся Додик.

— Мерси, — вежливо кивнул Гешефт и снова обратился к Розе: — Я вам много раз говорил и опять подтверждаю. Наша мама лежит в закрытой больнице. В городе Н. Где проходит длительный курс лечения. А теперь ответь, Роза. Сколько раз вам морочил голову этот шепелявый кудесник? — Витя презрительно кивнул на подвал Щавы. — И сказал ли я вам хоть раз неправду?

— Щава врет все время, — ответил за сестру Веня.

— Что такое проституция? — спросила Роза.

Витя саркастически усмехнулся и пояснил:

— Проституция — одна из гипертрофированных форм непрекращающегося распада нравственно-этических устоев вконец обанкротившегося капиталистического общества. Питательной средой для коей являются люмпены-вырожденцы типа вашего Щавы.

— Видишь, — приободрился Веня, обращаясь к сестре, — Щава сам — «проституция».

— Еще Щава, знаешь, что говорит? — распалившись, начал Додик.

— Ты догадываешься, из чего сделан Щава? — сбил запал Додика Гешефт.

— Из чего? — еще быстрее спросил Додик-щепка.

— Из того, что выбрасывают в помойное ведро, — убежденно ответил Витя.

Веня и Роза хмыкнули. А Додик так и остался стоять с открытым ртом.

— В этом пакете девять конфет монпансье, — показал Витя. — По скольку должен получить каждый из вас?

— По четыре! — гаркнул Веня.

— По три! — перебила брата Роза.

— Роза, как всегда, права. Поэтому ей поручается дележка и раздача. Но только после суфле… В восемь разогреешь гренки с яичным порошком, и в восемь тридцать по койкам.

— А можно нам котят тети Вали посмотреть? — на всякий случай решился попытать счастье Венька.

— Она вас приглашала? — спросил Гешефт.

— Еще как!

— И позавчера зазывала!

— «В любое время жду!» — перебивая друг друга, разом загалдели Роза, Венька и Додик.

— Чур, надоедать тете Вале не больше десяти минут, — отпустил младших Витя и растворился в подворотне.

На дальнем конце «Постройки», в окружении малышни, надрывно подхохатывая, носилась Люся Дармоедка. Выбрасывая перед собой сильные ноги, нескладеха прытко уходила от погони, то и дело забывая о маломощных партнерах. Вглядываясь в аритмичные виражи дылды-дурочки, Сергей вдруг вспомнил лицо отца головастых близнецов.

Из красно-розовой чересполосицы спекшихся шрамов и рубцов властно вглядывались в Сергея сумасшедшие цыганские глаза с рыжей искоркой.

Видение надвинулось столь стремительно, что Сергей едва удержался от крика. Губы у отца близнецов обкромсаны. Ресницы спалены. Там, где должны быть брови и веки, лишь перекрученные швы. Вместо носа узловатый комок. Живыми остались лишь глаза и клочковатые волосы, схожие с сапожной щеткой.

Горчицын!.. Горчицын!.. Горчицын!.. Вот какая была фамилия у человека с исковерканным лицом.

О нем во дворе знали немного. Говорили, что после тяжких ран Горчицын полтора года отвалялся в госпитале, еле выжил и теперь работает директором ремесленного училища. О том, что у Горчицына есть сыновья, никто и не подозревал…

Преследователи, обегая с двух сторон нескончаемую лужу, попытались взять Люсю Дармоедку в кольцо. В момент, когда верещащая малышня уже хватала дылду за полы короткого пальто, дурочка озорно взбрыкнула, высоко выпрыгнув, распахала, вздыбила веером лужу, понеслась по самой ее середине, взметывая фонтаны острых, лучистых брызг.

Вырвавшись из одиннадцати квадратных метров, плотно заставленных шкафами и комодами, где она обитала вместе с родителями, двумя бабушками и младшим братом, смешливая Люся по прозвищу Дармоедка неистово упивалась волей.