Владимир Щербак - Буревестники

И ещё один человек не спал в ту ночь, и примерно те же чувства, что и Шпуром, владели им. В белой ночной сорочке, в колпаке с кисточкой, свисающей на одно ухо, он лежал в постели, отвернувшись от посвистывающей носом жены и глядя на матовый абажур ночника, похожий на цветок тюльпана. Время от времени он прикрывал веки, но сон не шёл к нему. Тогда он выпрастал ноги из атласного стёганого одеяла, сунул их в комнатные туфли и встал. Взял со столика тяжелый серебряный портсигар, но, нерешительно покосившись на жену, зашлёпал в кабинет.

В эту минуту он мало походил на того, кем был: на генерал-лейтенанта Селиванова, бывшего командира стрелкового корпуса, а ныне коменданта крепости. Строго говоря, он им ещё не был, а был только назначен вр. и. д. коменданта. Но Селиванов считал это деталями, и в семейном кругу самоуверенно каламбурил: «То, что я временно исправляющий должность, – дело временное!» Комендантом он обязательно станет, это вопрос нескольких дней. Как только уберут из крепости погоревшего Казбека.

Да, сейчас в колпаке с кисточкой и длинной рубашке, из-под которой виднелись икры белых и полных ног, он не был похож на генерала. Но таким его видела только жена да изредка горничная, все же остальные видели Селиванова всегда молодцеватым, затянутым в прекрасно сшитый мундир (под ним корсет), со множеством крестов и медалей и в сверкающих сапогах, в которые с шаровар жёлтыми змеями сползали лампасы.

В русской армии издавна повелось: чем меньше генерал нюхал пороху, тем больше у него наград; чем больше у него великосветских знакомств, тем меньше желания жить и служить в захолустных городах, в отдалённых гарнизонах. И что уж совсем странно: именно такие «салонные» генералы, «паркетные шаркуны», как презрительно называют их боевые офицеры, являются отъявленными службистами, щеголяющими выправкой, педантизмом, жестокостью по отношению к подчинённым. Именно таким и был генерал-лейтенант Селиванов.

Он мечтал о звании генерал-адъютанта, которое откроет ему доступ к свите царя, а значит, к новым чинам и наградам. Вчера он сделал новый крупный шаг к достижению своей мечты: генерал овладел самой мощной крепостью на Дальнем Востоке. Эта победа далась ему нелегко: как долго пришлось завоевывать расположение главнокомандующего Линевича, этого седобородого шепелявого «папашки», как заглазно называла его армия; вести осаду генерал-губернаторской резиденции, где он играл в надоевший ему винт и выслушивал жалобы хозяйки на её многочисленные болезни; сражаться тайно и явно с генералами – возможными конкурентами!..

Теперь всё это позади. Теперь надо утвердиться в новой должности, показать начальству, что оно не ошиблось в своем выборе. А для этого есть только один способ: взять гарнизон, вконец распустившийся при Казбеке, в ежовые рукавицы! Никаких заигрываний с либералами и общений с солдатнёй, действовать быстро, решительно и беспощадно! Прополоть этот запущенный огород, с корнем вырвать всякую заразу! И у него, Селиванова, есть конкретный план оздоровления атмосферы в крепости…

Утром, свежий, розовый и бодрый, словно и не было бессонной ночи, генерал пил кофе с горячими булочками и весело подшучивал над женой, чья голова в папильотках напоминала ему морскую мину.

— Ах, оставь, Алексис! — недовольно отвечала она. — Что за солдатский юмор! Послушай лучше, что я скажу… Тебе, как коменданту, нужно иметь более приличный экипаж. Да и кучера надо сменить, уж больно вид у него вульгарный…

Генерал посмотрел на свою костлявую «половину», упершись взглядом в пышные кружева ее халата, компенсирующие отсутствие груди, и подумал: «Тебя тоже недурно бы сменить!» А вслух сказал:

— Ты права, дорогая. Только я очень тебя попрошу: займись этим сама. Ты ведь знаешь, как я теперь занят: на мне крепость!

Из листовки исполкома нижних чинов.

«Товарищи! Мы, комитет выборных, нижних чинов, ходили к вр. и. д. коменданта генерал-лейтенанту Селиванову просить объяснить нам, что сделано по поводу наших постановлений, выработанных на наших собраниях 7, 9 и 12 декабря… Но генерал-лейтенант Селиванов не только не нашел нужным нас выслушать, но даже не принял и через адъютанта, сказал, что «не признает никаких выборных»…

Нам нужно объединиться во что бы то ни стало… Объединившись, мы представляем силу, с которой будут считаться все… Но вот вопрос: как нам собираться? Разрешение собираться мы не можем получить от вр. и. д. коменданта крепости… Собравшись же без разрешения, мы подвергаемся опасности быть разогнанными вооружённою силою.

…Обсудите все: как быть дальше? – и уведомьте нас, что нам делать? Как вы решите, товарищи, так мы и поступим…

В единении наша сила! Помните, товарищи: «Один за всех, все за одного!»

— Прочитали?

— Прочитал.

— Ну и как?

— Кто сочинил эту беззубую листовку? Небось Шпур? Я так и знал! Чувствуется его рука…

— А почему беззубая, товарищ Назаренко?

— А потому, товарищ Починкин, что листовка должна быть призывом – ясным, конкретным, боевым! А это не листовка, а скулёж побитой собаки. Ах, Селиванов нас не принял! Ах, мы не знаем, что делать! Этой бумажкой исполком, и в особенности его доблестный председатель, расписался с собственной беспомощности…

— Но разве плохо, что он решил с братвой посоветоваться? Я лично считаю, что он правильно делает…

— Да пойми ты, чудак: не советуется он, а трусит! Растерялся и начал мямлить! Вот подожди, я тебе сейчас прочитаю, как надо к солдатам обращаться… Вытащи у меня из-под подушки… Вот… Всё не буду, только конец… «Пора же, товарищи, нам, солдатам, всё это осознать. Ведь только нашими штыками и держатся кровопийцы, только на войско и опирается весь царский произвол… Начнёмте же, товарищи казаки и солдаты, борьбу с нашими угнетателями, начнём, как борются наши братья рабочие… Долой царский гнёт и произвол! Да здравствует всеобщая забастовка и восстание в войсках!» Эту листовку привез наш товарищ из Сибири…

— Здорово кроют!

— Сибиряки вообще молодцы, не чета нам! Товарищ рассказал, что в Красноярске и Чите уже чуть ли не демократические республики. А знаешь, в чем причина их успеха? В том, что там во главе революционного движения стоят комитеты РСДРП. А мы всё никак не можем договориться с меньшевиками, нас же очень мало… Тем временем котел клокочет, и всплывает всякая накипь, вроде твоего Шпура…

— Да чё это вы, товарищ Назаренко, на меня накинулись? Какой он мой? Я и сам его недолюбливаю. Правда, братва ему верит…

— Ну ладно, посмотрим. Ты вот что, хлопцам там, в экипаже скажи, пусть самым решительным образом добиваются выполнения требований, хотя, честно сказать, далеко не все пункты хороши, а некоторые просто контрреволюционны… Вот этот чего стоит: «Нижние чины активного участия в борьбе не принимают»… И как там ещё? Ага, вот: «После Учредительного собрания армия становится вне всяких политических партий»! Опять-таки чувствуется стиль этого соглашателя!